Черная мантия. Анатомия российского суда - [40]

«Прошу внести в протокол, — просит Найденов, — что на мой вопрос «Оказывалось ли на Вас давление?» Семенычев ответил: «Да, было дело». Я хочу выяснить, Ваша Честь, когда, где и кем оказывалось давление».

Свидетеля Семенычева решено расспросить без присяжных об обстоятельствах его допроса на следствии.

Адвокат Першин: «Где Вы давали показания о Карватко?»

Семенычев: «В здании МВД, на Садовом кольце. Мне позвонили под видом клиента, попросили посмотреть машину. Я был болен, отказался. Но меня уговорили, сказали, что там дел-то всего на пять минут, а машина уже стоит у дома. Ну, я наспех накинул куртку и, как был в домашнем, так и вышел из подъезда. Меня забрали, привезли в МВД».

Першин: «Какое воздействие на Вас оказывали?»

Семенычев: «Меня предупредили, что если я не скажу, как им надо, то у меня могут найти, как у Карватко, и оружие, и все другое. Они искали заговор и пытались навязать мне: скажи, что Карватко у тебя просил алиби».

Першин: «Под угрозой чего у Вас просили такие показания?»

Вмешивается судья: «Свидетель не давал показаний, что ему угрожали».

Першин ставит вопрос по-другому: «Почему Вы подписали показания, не соответствующие действительности?»

Семенычев устало, обреченно: «У меня не было выбора. Мне сказали, что если не будешь делать, как надо, то и у тебя что-нибудь найдем».

Першин: «Вам разъяснили Ваше право явиться на допрос с адвокатом?»

Семенычев удивленно: «Нет».

Першин: «А реально Вы могли прийти на этот допрос с адвокатом?»

Семенычев: «Да меня в тренировочных штанах из дома вывезли!»

Закалюжный, адвокат Роберта Яшина, которого по-прежнему не допускают в зал заседаний: «Сколько человек Вас допрашивали?»

Семенычев: «Два оперативника».

Закалюжный: «Сколько длился допрос?»

Семенычев: «Весь день».

Закалюжный: «Вы читали показания, когда их подписывали?»

Семенычев: «Нет, не читал».

Закалюжный: «Вы имели возможность сделать возражения на протокол?»

Семенычев: «Я в начале писал объяснения своей рукой, но прокурор сказал, что в деле их нет».

Закалюжный: «Присутствие оперативников как-то оказывало на Вас воздействие?»

Семенычев: «Конечно. Оперуполномоченный даже в конце допроса сказал: ну, ты понял, что мы тебе сказали».

Закалюжный: «А Вы вообще читали протокол Ваших показаний на следствии?»

Семенычев согласно кивает головой: «Сегодня читал».

Закалюжный не веря собственным ушам: «Где?!»

Семенычев, не понимая, что вскрывает вопиющее, дикое нарушение закона: «В кабинете у прокурора».

Разоблаченный прокурор суетливо встревает с вопросом: «Вы говорили, что допрос в отношении Вас длился целый день, а потом сказали, что следователь приехал в конце дня. Кто же Вас допрашивал целый день?»

Семенычев удивленно: «Как это кто? Оперативники».

Прокурор торопится, спешит, заваливает свидетеля вопросами, чтобы как можно дальше увести суд от повисшего в зале изумления: как мог прокурор накануне суда встречаться со свидетелем, показывать ему бумаги, на что-то настраивать его!: «Вы следователю заявляли, что оперативники оказывали на Вас незаконные действия?»

Семенычев насупился: «Нет».

Прокурор обличающе: «Почему?»

Семенычев: «Да он же, оперативник этот, рядом стоял! Мы же взрослые люди, — оглядывается на зал, — все все понимают».

Но прокурор прикидывается непонимающим: «От Вас требовали дать какие-то конкретные показания?»

Семенычев: «Требовали одного, чтобы я сказал, что Карватко просил дать ему алиби».

Прокурор настойчиво симулирует тупость: «Почему показания об алиби Вы все-таки дали?»

Семенычев проговаривает четко, раздельно и громко: «Я не хотел лишаться свободы».

Но прокурора ничем не пронять: «Почему Вы решили, что Вас обязательно лишат свободы?»

Семенычев сдавленно: «Я не маленький ребенок, понимал, чем кончится».

Квачков не выдерживает, требует прекратить издевательства прокурора над свидетелем. Каверин с облегчением бросает допрос, переключается на Квачкова, настаивает на немедленном удалении Квачкова из зала. Судья словно обрадовалась подвернувшемуся случаю. Она молниеносно принимает решение удалить подсудимого Квачкова из зала судебных заседаний вплоть до начала прений сторон. Три недели назад точно на такой же неоправданно дикий срок — до начала прений сторон — из судебного процесса, нарушая равенство сторон в суде, круша все законные, Конституцией данные права на защиту, судья Пантелеева удалила Роберта Яшина.

Понятно, что подсудимые Найденов с Мироновым, оставшиеся в одиночестве, горячо запротестовали.

Найденов: «Ваша Честь, потворствуя прокурору, так называемому государственному обвинителю, Вы переходите границы полномочий председательствующего суда. Это не дисциплинарные меры, это карательные меры, направленные на нарушение наших прав».

Жаждущий выместить провал и свой личный позор со свидетелем на всех, кто попадался ему под руку, Каверин прицелился теперь в Найденова: «Считаю, что Найденов оскорбил меня, назвав «так называемым государственным обвинителем». Прошу удалить Найденова до конца судебного заседания!»

Но судья решила, что на сегодня крови хватит, на поводу прокурора до конца не пошла, заявив: «Суд нашел убедительными доводы государственного обвинителя. Суд предупреждает подсудимого Найденова, что при повторении подобного поведения, Вы будете удалены из зала до конца судебного заседания».