Черная магнолия - [53]

— И в каком же, позвольте узнать, размере?

— На мой взгляд, сейчас это обсуждать преждевременно. Скажите, вы не замечали за собой слежки либо подозрительного отношения коллег?

— Нет, слава богу, ничего такого не было. Только вот Ардашев…

— Что?

— Иногда мне кажется… он о чем-то догадывается. Бывает, задаст какой-нибудь странный вопрос и… смотрит на меня пристально. Но через несколько минут вдруг так разоткровенничается, что я вижу — доверяет.

— Вы все-таки считаете, что он вас в чем-то подозревает?

— Нет, наверное. Скорее, это усталость. Хотелось бы знать, когда наконец я смогу выбраться отсюда, чтобы воспользоваться, так сказать, плодами нашего сотрудничества.

— Довольно скоро. — Куратор зашелестел газетой. — В ближайшее время я передам вам паспорт подданного Его Величества. И все-таки постарайтесь добыть чертеж аппарата перекоса. За него вы получите отдельное вознаграждение. И немалое. Согласитесь, вам грех на нас жаловаться. Только за март вам отправлено тысяча триста фунтов. По нынешнему курсу это составляет около двенадцати с половиной тысяч рублей — жалованье русского генерала за два года.

— Да ведь и у вас нет оснований для недовольства. Но между моими делами и вашими словами есть существенная разница: я исполняю для вас реальную работу и рискую собственной жизнью, а взамен слышу только заверения и обещания. С таким же успехом вы можете мне сообщить, что Георг V возвел меня в рыцарское достоинство или что я принят в палату лордов.

— Это хорошо, что вы шутите. Это вселяет оптимизм.

— Знаете, мои друзья замечают, что последнее время у меня появилась склонность к тонкому английскому юмору. Как вы думаете, с чего бы это?

— Вы неисправимый остряк. Но мне пора. Следующая встреча здесь же, через неделю, в это же время. Как говорят у вас: засим откланиваюсь.

— See you soon[14], — не остался в долгу собеседник.

29 Затмение

I

— Что ни говорите, господа, а грузинская кухня для меня самая вкусная. И хоть много мне довелось по миру попутешествовать, но таких блюд, как готовят в Грузии, я нигде не пробовал. И если сам берусь готовить, то всегда почему-то тянет меня на приготовление чего-то кавказского.

— Это от того, Клим Пантелеевич, что вы родом с тех мест, — уплетая завидный кусок рыбы, выговорил Сорокопятов. — А как называется эта вкуснотища?

— Чахохбили из лососины, жаренной на вертеле, — пояснил адвокат. — Если хотите, я посвящу вас в таинства приготовления этого блюда.

— Сделайте одолжение! — с полным ртом пробубнил литератор.

— А тут все просто: как можно мельче нарежьте репчатый лук и залейте его винным уксусом напополам с водой (уксуса можно и три четверти, а воды — одну, тут уж дело вкуса). Поставьте на огонь. Пусть тушится. Очищенную и промытую рыбу нарежьте мелкими кусочками, немного посолите, наденьте на вертел и жарьте над раскаленными углями. Как только рыба будет готова — а это произойдет довольно скоро, — снимите ее и поместите в ту самую кастрюлю, где тушится лук. Подержите на огне две-три минуты. И все. Снимайте и кушайте на здоровье. Я обычно всегда кладу на блюдо кинзу, петрушку, укроп, базилик, зеленый лук и кусочки лимона. Не менее важно к такому яству и правильное вино. Лучше кахетинского трудно что-либо придумать. Помните, «Путешествие в Арзрум» Пушкина? Кахетинские вина прекрасны, они «стоят некоторых бургонских». А я бы сказал, даже превосходят их.

— Клим Пантелеевич знатный гастроном, — расхваливал приятеля Нижегородцев. — Смею заметить, он еще и большой любитель готовить на углях.

— Ваша правда. Нравится мне с живым огнем возиться. А примус я не люблю. — Адвокат наполнил бокалы. — И запах не тот, и размаха нет. Другое дело — древесные угли… Вот купим дачи в Ялте, и приезжайте к нам. Я вас такими шашлыками попотчую, что вы отродясь не пробовали!

— За приглашение спасибо. Но вот если бы книжка о Чехове вышла приличным тиражом, тогда бы, весьма возможно, я бы и сам присмотрел себе хатенку на побережье.

— Дай-то бог, — задумчиво произнес Ардашев и уставился в скатерть. Помолчав с полминуты, он едва слышно проронил: — И все-таки, Николай Петрович, никудышные мы с вами сыщики — искали-искали чертеж Левицкого, а в картине, что висела в его комнате, не догадались посмотреть. А я все понять не могу, отчего это гложет меня странное чувство, будто что-то в том рисунке не так, не на своем месте. Уж больно густо цифры нагромождены там друг на друга…

Доктор недоуменно наморщил лоб и вполголоса вымолвил:

— Вы хотите сказать, что рисунок художника и есть чертеж автомата перекоса?

— Не совсем. Прежде полковник наложил на чертеж кальку и сделал копию. Затем вставил ее в картину. Будучи прозрачной, она превосходно совместилась с работой того самого молодого художника. Сам же подлинник Левицкий должен был передать на следующий день Распутину. Но, предчувствуя недоброе, он его куда-то спрятал.

— Ну хорошо. Допустим, это так. И где же он теперь?

— Два варианта: либо его забрал убийца, либо он до сих пор где-то лежит.

— Но позвольте, а не проще ли было забраться в номер во время отсутствия постояльца? Тогда и убивать никого не нужно было, — не унимался Нижегородцев.