«Подождать? Серьезно? Сто золотых в зубы и жди меня тут, дорогая? А где же слова любви?»
– Тля, – сказала она вслух и кивнула другой себе, появившейся по другую сторону стола. – Ты была права, подруга. Дерьмо человечишка, хоть и целый имперский граф!
* * *
Несколько дней после этого Герда практически не выходила из своей комнаты. Даже ела у себя. Впрочем, ела она редко и мало. Зато очень много пила. Пыталась заглушить вином боль, которая и не думала уходить из сердца. Плакала. Засыпала и просыпалась, но по-прежнему не знала, что ей теперь делать, да и не хотела, в сущности, ничего делать.
Другая Герда к ней больше не приходила.
Мать не появлялась, словно стертая из ее грез навсегда.
Неистовая тоже как будто забыла о Герде, предоставив ее своей жалкой судьбе.
Так продолжалось и день, и два. Наверное, неделю или больше, – Герда дней не считала, жила, как живется, – но потом вдруг очнулась, вынырнув из топи своих невзгод, огляделась и поняла, что все это неправильно.
Не она должна лить слезы и горевать. Плакать должны те, кто причинил ей боль. И не просто плакать. Все эти люди должны и будут лить кровавые слезы. Дав себе такое обещание, Герда сразу успокоилась и задумалась над тем, что станет теперь делать.
Вариантов было немного, потому что никто ее нигде не ждал. То есть был, разумеется, один человек, который, возможно, ее действительно ждал где-то там, в далекой Гардарике, но проситься теперь – после всего – к князю Ивану было бы неправильно. Нечестно и несправедливо.
Но если не он, то что тогда? Путешествовать ей надоело. Да и надобности в этом не было, поскольку некуда и незачем. Возвращаться в школу «Неофелис» не хотелось, что она там забыла? Тем более что долг ее погашен, и она теперь свободна, как ветер. А вот по учебе, как поняла она в следующий момент, и по размеренной спокойной жизни Герда, напротив, соскучилась. Соскучилась по книгам и занятиям, по медленному ритму жизни, не предполагающему никакой спешки, по мелким радостям бытия – вкусной еде, например, или неторопливым прогулкам, – в общем, по жизни, которой у Герды, по сути, никогда на самом деле не было.
«Не было, значит, будет, – удивилась Герда простоте пришедшего ей в голову решения. – Никогда не поздно попробовать, тем более что я никуда больше не спешу…»
Она умылась, тщательно причесалась и, одевшись, спустилась в обеденный зал. Кусок ветчины, пара печеных яиц, желтый сыр и медовая коврижка примирили ее с миром, а кружка травяного чая с малиновым вареньем, кажется, заставила даже солнце сиять ярче.
«Что ж, приступим!» – Герда вышла из гостиницы и решительно направилась по знакомому адресу, в дом Примо ди Чента на углу Якорной улицы и Маячной набережной. Она не была здесь больше трех лет, но надеялась, что Белона дела Скальца – младшая сестра ее матери – по-прежнему живет в этом доме и, не нарушив данного «дорогой племяннице» обещания, хранит простую шкатулку из мореного дуба, в которой, отправляясь в Рогланский Коллегиум, Герда оставила все свои сокровища: охранную грамоту короля Георга, подорожную матери, ее дневник и пачку писем – переписку Александры-Валерии ди Чента и Мойры де Орфей, – немного простых украшений и вексель банкирского дома «Соединенный капитал» в Ароне на четыреста золотых гульденов. Начинать новую жизнь следовало с тщательной ревизии активов, ведь, не зная своих возможностей, трудно планировать даже самые первые шаги.
