И тут, из глупого бахвальства, я сильно стукнул палкой, случившейся у меня в руках, по тому месту, где был замуравлен труп моей дорогой жены.
Ах! Дай-то Бог, чтобы я был спасен от дьявольских когтей! — Лишь только звук от моих ударов послышался в подвале, как из могилы послышался ответ, — жалоба, сначала тихая и прерывистая, как рыдание ребенка; потом продолжительный резкий крик, странный, нечеловеческий визг, не то ужаса, не то торжества, какой может раздаваться разве только в аду, — страшные звуки, которые могут вырываться из груди страдающих на пытке или из глотки дьявола.
Я не берусь высказать, что происходило во мне. Я чувствовал, что теряю сознание, и, шатаясь, прислонился к противоположной стене. Полицейские, пораженные ужасом, остановились на лестнице. Минуту спустя, двадцать сильных рук разбирали стену. Она сразу развалилась. Тело, уже разлагавшееся, прямо стояло перед зрителями. На голове его, с окровавленной разинутой пастью и с сверкающим единственным глазом, сидело ужасное животное, вовлекшее меня в убийство и предательский голос которого предал меня палачу. Я замуравил чудовище в стене.