Черная камея - [227]

– И никто не пожалел Пэтси? – спросил я.

Наступила тишина. И снова первой заговорила Большая Рамона:

– Эта самая Пэтси еще та лгунья. Конечно, она лила слезы в три ручья по этому маленькому близнецу. Она знала, что он умрет. Легко жалеть того, у кого нет ни шанса, зная, что он и недели не протянет. Гораздо труднее быть настоящей матерью. А тетушка Куин действительно ее пожалела и дала ей деньги, чтобы создать группу, а та тут же хвостом махнула...

– Понятно, – перебил я. – Я просто хотел знать.

– Тетушка Куин не хотела, чтобы ты когда-нибудь узнал, – мягко произнесла Большая Рамона. – Я сказала и еще раз повторю – никому не стоило тебе это рассказывать. Папашка и Милочка тоже не хотели, чтобы ты узнал. Папашка всегда говорил, что лучше всего все забыть. Уж больно дело неприятное, он и другое словечко прибавлял. Какое только, не помню.

– Абсурдное, – сказала Жасмин. – Он говорил, что дело неприятное и абсурдное, поэтому он и не собирался ничего тебе рассказывать.

– Просто он так и не дождался подходящего момента, чтобы тебе рассказать, – подхватила Большая Рамона.

– Конечно, мы думали, что Гоблин – призрак близнеца, – высказалась Жасмин, – по крайней мере иногда. Но бывали моменты, когда мы так не думали. Но чаще всего нам казалось, что это не имеет значения.

Большая Рамона поднялась с места и помешала в горшке с бобами, стоявшем на плите. Потом дала Томми добавки. Мой сынок, Джером, уплетал персиковое пюре, размазывая его по тарелке и лицу.

– Вот если бы, когда ты вернулся из Европы, Гоблин снова начал бы нам докучать, – сказала Большая Рамона, – мы, наверное, рассказали бы тебе о том маленьком близнеце... сам понимаешь, чтобы провести какой-нибудь обряд, вроде изгнания дьявола. Но ты больше ни разу не упомянул о Гоблине.

– А потом, откуда ни возьмись, он снова появился, – сказала Жасмин, с трудом переводя дыхание, – и толкнул тетушку Куин так, что она упала. – Жасмин расплакалась.

– Только не надо начинать все снова, – сказала Большая Рамона.

– Это я виноват в том, что случилось, – сказал я. – Это я его вырастил и сделал сильным. И совсем не важно, кто он такой – призрак или дух.

– Значит, ты ни в чем не виноват, – сказала Большая Рамона. – Теперь нам всем вместе предстоит от него избавиться.

Потянуло легким ветерком. Лопасти вентилятора на потолке начали вращаться, хотя никто его не включал. Жасмин и Большая Рамона тоже что-то почувствовали.

– Держитесь вместе, – велел я, – не смотрите на него, не реагируйте на его трюки. Мне сейчас придется уйти и поговорить с друзьями. Мы должны обсудить, как от него избавиться.

С полки полетела тарелка и разбилась об пол. Жасмин, вся дрожа, пошла за метлой. Большая Рамона перекрестилась. Я тоже.

Нэш обнял одной рукой Томми. Мальчик выглядел взволнованным. А маленький Джером продолжал уписывать за обе щеки персиковое пюре, словно ничего не происходило.

Я повернулся и вышел.

А Гоблин уже вызванивал свою скорбную музыку на подвесках люстр.

Обгоняя меня на лестнице, вверх промчалась Большая Рамона, бормоча на ходу, что ей нужно быть рядом с Пэтси и Синди. До меня донесся истерический плач Пэтси.

Я долго простоял у ее закрытой двери, прислушиваясь, но так и не различил ни одного слова. Не знаю, какое лекарство вкатила ей Синди, но она так и не вышла из своего состояния. Только сейчас я понял, что весь охвачен холодом. Разумеется, я всегда знал, что Пэтси меня ненавидит, но она никогда не говорила об этом так ясно, так убедительно; а теперь ко всем чувствам добавилась и моя ненависть к самому себе, так что на какой-то момент мне показалось, что я больше не выдержу.

Я ушел в свою комнату и плотно прикрыл дверь.

Лестат и Меррик сидели за столом, два элегантных, стильных существа, напротив друг друга. Я присоединился к ним, сев спиной к двери. Тут же включился компьютер. Загрохотали окна. Взметнулись тяжелые бархатные портьеры. Бахрома на балдахине над кроватью заволновалась от ветра.

Меррик поднялась из-за стола, огляделась, тряхнув тяжелой копной каштановых волос Лестат внимательно в нее вглядывался.

– Покажись, дух, – тихо произнесла Меррик. – Давай, покажись тем, кто способен тебя увидеть. – Ее зеленые глаза осматривали всю комнату. Сначала она огляделась вокруг, потом перевела взгляд на потолок, на люстру. – Я знаю, ты здесь, Гоблин, – сказала она, – и я знаю твое имя, твое настоящее имя, то имя, которое дала тебе мать.

В ту же секунду из ближайшего к нам окна вылетели стекла. Осколки ударились в тюлевые занавески, но не сумели их прорезать и посыпались со звоном на пол. В комнату ворвался жар ночного бриза.

– Трусливый, глупый поступок, – сказала Меррик, едва слышно, словно нашептывала ему на ухо. – Я сама бы так сумела. Ты не хочешь, чтобы я назвала твое истинное имя?

Клавиши на клавиатуре застрекотали с сумасшедшей скоростью. По монитору побежала бессмысленная строка. Тогда я подошел поближе.

ЗАСТАВЬМЕРРИКИЛЕСТАТАПРЯМОСЕЙЧАСУЙТИИЛИЯПОРЕЖУВСЕВДОМЕОСКОЛКАМИНЕНАВИЖУТЕБЯКВИНН

Внезапно под потолком расползлось огромное аморфное облако, омерзительно напоминающее по форме человеческое тело, состоящее только из капелек крови, с широкой беззвучно орущей мордой; облако клубилось и колыхалось, то сжимаясь, то расплываясь вокруг Меррик и протягивая к ней свои щупальца.