Через все испытания - [42]

Часть бойцов получила задачу немедленно выносить раненых.

В лощину, оставив НП, прибежал запыхавшийся начальник штаба.

— Считаю, вам самому вести бойцов в ночную атаку, да без всякого ее обеспечения, не следует, — сказал он. — Ведь командир полка нужен не на один бой. Позвольте мне…

— Это почему я должен прятаться за спину начальника штаба? Полк получил боевую задачу, и если она оказалась невыполненной, то виноват прежде всего командир. Если что, принимай командование. Это тебе мой приказ. Следи за сигналами и, как только пехота захватит хутор и высоту, немедленно выдвигай орудия на прямую наводку, а минометчикам поставь задачу окаймить огнем батальон с фронта. Третий батальон держи наготове. При удаче выдвинем и его на уровень второго. Вероятнее всего, на высоту.

В назначенный час подразделения, выйдя в исходное положение, развернулись в цепь, и бойцы неторопливо, посматривая по сторонам, чтобы не отстать, двинулись вперед. Горновой шел в центре боевого порядка, хотя и знал, что такие поступки командира полка не похвальны.

Его замысел оправдался. Противник, захваченный среди ночи врасплох, не оказал серьезного сопротивления. И все же два дома в хуторе отбить у врага не удалось. Не рискуя терять людей, Горновой приказал прекратить атаку и немедля закрепиться на западных склонах высоты. Туда же срочно выдвинули и третий батальон.

Докладывая подполковнику Овечкину о выполнении полком боевой задачи, Горновой попросил, чтобы дивизионная артиллерия окаймила новые позиции, занятые батальонами. Объясняя неотложность таких мер, он еще раз сказал:

— Поймите, насколько важно удержать захваченный рубеж, а удары немцев вероятны сразу же с наступлением рассвета.

Овечкин промычал спросонок что-то невнятное, а когда Горновой повторил просьбу, начал допытываться:

— Как так, разве полк на высоте? Доложи операторам, — буркнул он, — на каком рубеже находишься и пришли схему.

К рассвету батальоны закрепились на новых рубежах, полковые саперы успели установить перед их передним краем на скатах высотки противотанковые мины. Доставкой мин из тыла занимался лично начальник штаба. Он выделил полковому инженеру людей из батальона второго эшелона, которые по глубокому снегу носили мины через высоту. Саперам оставалось лишь побыстрее вставлять взрыватели.

С рассветом на позиции батальонов обрушился мощный огневой удар. Под прикрытием артиллерийских разрывов пошла в атаку вражеская пехота. Она значительно превосходила по численности оборонявшиеся подразделения. Ее цепи опоясывали скаты черной подковой.

Самое время вызвать заградительный огонь дивизионной артиллерийской группы. И Горновой подал сигнал. Тысячи снарядов легли в цель. Атака противника захлебнулась.

Батальоны удержали захваченные позиции.

В конце дня, возвращаясь из второго батальона на НП, Горновой попал под пулеметный огонь. Почувствовал резкий удар в ногу и тепло наполняющей валенок крови…

Подполковник Овечкин, все еще исполнявший обязанности комдива, к ранению командира полка отнесся безразлично.

— Вот до чего довело лихачество, — брюзжал он.

Эвакуироваться в медсанбат Горновой категорически отказался:

— Нечего там делать. Поваляюсь недельку у себя в медпункте, и хватит.

Но передвигаться, да и то с большим трудом, смог лишь в начале третьей недели. Прослышав, что из госпиталя возвратился генерал Костылев и что войска готовятся к наступлению, поднялся и, налегая на палку, отправился на КП дивизии. Комдив встретил его холодно, спросил, едва поздоровавшись:

— Как такое могло случиться? Ничего подобного от тебя не ожидал. Горновой — обманщик!

— Не понимаю, товарищ генерал, в чем дело.

— Вот разыскали твое боевое донесение. — Костылев резко подвинул два лежавших перед ним исписанных листка. — Полюбуйся.

Горновой поспешно взял их, прочитал когда-то самим написанные слова: «Овладел селом Осокино и вышел к речке Сошке». Но почему они подчеркнуты?

— Не пойму, товарищ генерал, в чем криминал?

— В брехне! — ответил Костылев.

— Товарищ генерал! Тут какое-то недоразумение. В донесении ни убавлено, ни прибавлено ни одного метра. Мало того, сейчас положение полка улучшилось: мы захватили высоту Плоскую, а в хуторе Хоркове противник удерживает всего два крайних дома.

— Какой хутор? — удивился Костылев.

— Хорков. — Горновой наклонился к развернутой на столе карте комдива и, выхватив из планшета красный карандаш, ткнул им в точку на карте. — Вот. Он удален от Осокина чуть ли не на километр.

Костылев потеплел:

— И правда — хутор. А я поверил Овечкину. Оказывается, все не так. Извини, брат. А теперь давай подумаем, сумеет ли полк удержать высоту, если противник пойдет на нее. Она очень нужна нам, эта высота. Чем помочь тебе?

— Противотанковой артиллерии хотя бы дивизион да заградительного огня погуще.

— Артиллерией поддержу. Все отдам, чем располагаю. Ну а с Овечкиным особый разговор будет.

Опасения по поводу высоты, взятой полком Горнового, оказались не напрасными. Противник готовился к ее захвату — сосредоточивал артиллерию, вел пристрелку; когда позволяла погода, над высотой появлялись вражеские самолеты разведчики. Больше того, в последние дни противник начал поднимать недалеко от своего переднего края аэростаты наблюдения. По ночам в его расположении отмечался шум танковых двигателей.