Через тернии к звездам - [12]

— Мы имеем дело с порождением чуждого нам разума, — говорит Надежда. Сам принцип выведения человеческих существ ин витро несет в себе некую скрытую цель. Наша задача сейчас — добраться до целевой установки этого эксперимента. Прежде чем определим цель, относиться к этому существу, как…

— Как к девочке, — подсказывает голос из зала.

— Относиться к ней как к полноценному человеческому существу легкомысленно. Пока не известно ее предназначение, она остается источником опасности.

— Так что же вы предлагаете? — спрашивает Роман Долинин, пожилой толстяк, председатель Комиссии.

— Мы изолируем это существо в институте космической генетики и всесторонне исследуем его. После того, как все поймем, можно говорить о контактах.

… В гостиной старого дома Степан, глядя на экран, пожимает плечами:

— Мне она не кажется чудовищем.

— Надежда в чем-то права, — говорит бабушка. — Космос не продолжение Земли, а часто — отрицание ее.

На экране девушка из космоса вдруг морщит нос и чихает. Очень по-человечески.

… И снова околоземная станция.

— Всегда остаются сомнения, — говорит Лебедев. — Но я не согласен с Ивановой. Раз мы имеем дело с мыслящим существом, то ни в коем случае нельзя забывать о том, что контакт — понятие двустороннее.

— Ты забываешь о нашей ответственности перед человечеством, — говорит Надежда, начиная нервничать.

— Нет. Но не забываю и об ответственности перед ней. Она не объект опытов. В первую очередь, она субъект. Такой же, как мы все.

В этот момент корреспондент, что крутился рядом, щелкает камерой прямо перед лицом Нийи… Дальнейшее непонятно: корреспондент сидит на полу, камера отлетела в сторону… Шум в зале.

— Я же говорил, — морщится Лебедев. — Вы ее испугали.

Сергей подходит к девушке, кладет ей руку на плечо. Девушка не отстраняется. Она как будто понимает, что Лебедев — ее союзник.

— Еще неизвестно, кто кого испугал, — говорит, поднимаясь, фотограф.

— В следующий раз может кончиться хуже, — слышен голос из зала.

— Это зависит от нас, — говорит Сергей. Он смотрит на девушку. Глаза ее насторожены. Она понимает, что решается ее судьба. — Девочка будет жить у меня дома!

Сквозь шум в зале прорывается спокойный голос Надежды:

— Разумеется, ты можешь взять ее. — Зал затихает. — А если она создана для того, чтобы убивать?

— Любой контакт предусматривает долю риска, — отвечает Сергей. — Но мы уже достаточно знаем, чтобы на этот риск пойти. Пускай она останется среди людей. Пусть не только мы поймем ее, но и она поймет нас… У человека должен быть дом.

— Докажи, что это человек! — не сдается Надежда.

— Пускай она станет человеком, — говорит Сергей. — Я прошу Комиссию по контактам рассмотреть мое предложение. Я достаточно компетентен, чтобы осуществить контакт, и беру на себя ответственность за последствия.

— Ты ничего не можешь гарантировать, — говорит Надежда. — К тому же., Как ты намерен осуществлять биоконтроль?

— Не смогла бы ты взять это на себя? — спрашивает Роман.

— Безусловно.

— Все свободны, — говорит Роман. — Прошу остаться членов Комиссии по контактам.

Это твой дом

Прорвавшись сквозь облака, флаер летит над горами, лесом, городом, над холмистой равниной, над поселком на берегу моря. Вдали видна стрела автострады и странные сооружения на воде — морской биозавод.

Флаер неспешно спускается над садами, словно Лебедев, который ведет машину, оттягивает свидание с домом, наслаждаясь пышной зеленью родного мира.

Совсем иначе видит этот мир девушка. Она принадлежит Космосу, принадлежит миру, лишенному зелени и бедному жизнью. Для нее этот пейзаж чужд и даже невероятен, как чужда земному ребенку красная пустота марсианских пустынь. И в глазах девушки зеленая масса листвы как бы оживает, разрастается — неведомое агрессивно и враждебно. Красные маковые поляны кажутся кровавыми, лилии в пруду распахивают белые рты, птицы представляются жалящими тварями. И никто не может понять и разделить ее страха.

Тем временем флаер опускается над одним из домов поселка. Это дом, формы которого принадлежат будущему, но в то же время он не нов, эклектичен, словно строился не сразу, а рос, как живой организм, соответственно вкусу и потребностям жильцов, людей разных и необычных.

На пороге дома стоит Мария Павловна, мать Сергея, В доме ее называют бабушкой, хоть она далеко еще не стара, элегантна, подвижна и деятельна. Здесь же сын Сергея Степан и робот Гришка, который ненадолго оторвался от кухонных забот и потому в рабочем наряде — передничке на металлическом животе, с поварешкой в руке, которую приложил ко лбу, чтобы лучше разглядеть снижающийся флаер.

Сергей на секунду задерживается в люке флаера, затем легко спрыгивает на площадку, делает шаг к сыну, обнимает его. Степан прижимается к отцу. Они замирают, обнявшись. Сергей целует сына в макушку, Степан отстраняется, но рука отца еще ласкает его волосы…

— Знаешь, — говорит Сергей, смущаясь собственных слов. — Твои волосы… Они пахнут, как у твоей матери, как у Тани. — И он идет к Марии Павловне.

Та поднимается на цыпочки, чмокает сына в щеку и смотрит через его плечо.

— Погоди, — говорит она. — Ты совсем забыл.

— Я ничего не забыл, — говорит Сергей. — А ты, мам, совершенно не изменилась. Презираешь нежности?