Через тернии к свету - [18]

Между тем, рука его, горячая и наглая, не желала меня отпускать, и я наступила ему на ногу.

— Извините, — выдавила я из себя, пряча смешок.

Он неожиданно подмигнул, щелкнул меня по носу и куда-то исчез. И слава Богу! Куда бы исчезнуть мне? Такси уехало. Не мерзнуть же, в самом деле, на дворе в новогоднюю ночь! Идейка забраться куда-нибудь в укромный уголок, а утром потихоньку удрать, согревала душу.

Я быстро смешалась с толпой, кочевавшей в дом, напоминавший аквариум, наполненный рыбами-людьми. Звенели бокалы, лопались воздушные шары, бутерброды с красной и черной икрой то исчезали, то появлялись на блюдах. Незнакомые лица-маски смеялись, а я думала о том, что в дремучем лесу мне было бы не так уж и одиноко…

Неожиданно кто-то звякнул бутылкой о мой пустой бокал. Степан. Тут как тут. Больше не пытался меня обнять. Хитрый и расчетливый тип. От таких не то, что на другой конец улицы, а в канализационный люк под мостовой. Хотя и там достанет.

— Что серьезная такая? — спросил герой не моего романа, — Не нравится?

— Нравится, — соврала я, окидывая взглядом комнату, — Очень…

Голова лихорадочно соображала, чему бы отвесить комплимент. Все было вычурно-помпезным, разве что обои не из шелка, как вдруг посреди торжества безвкусицы я увидела ЕЁ.

— Боже, какая! — невольно вырвалось у меня.

Картина, висевшая над импровизированным камином, поражала своей неуместностью, потому как смахивала на настоящий шедевр. Девушка в богатой, но грязной и порванной одежде, со спутанной косой, но благородной осанкой, и с каким-то отчаянием в глазах. Художник был явно влюблен в свою натурщицу, либо переживал солидный творческий всплеск, но чувства, переданные в полотне, прошибали насквозь.

— Знаешь, кто это? — горделиво спросил Степан и, едва не лопаясь от самодовольства, толкнул неожиданно длинную речь.

— Самая настоящая принцесса. Без короны, правда. Но мне крупно повезло: я нашел эту картину позапрошлой зимой во Франции, у одного старьевщика. Он как раз закрывал свою лавку, потому что там было одно барахло. И эта картинка — самое ценное. Старикан даже книжку о ней втулил: пришлось прочитать в самолете.

— И о чем книжка? — зевнула я.

— О, эту принцессу казнили по обвинению в колдовстве. Она прокляла своего отца, отчего тот скончался в муках.

— За что прокляла? — семейные проклятия почему-то всегда вызывают интерес.

— Король велел казнить ее любовника, от которого принцесса ждала ребенка. Он планировал выдать ее замуж за принца из соседнего государства. В итоге, принцесса прокляла отца, Уильяма Славного, а когда тот умер, на трон взошел Вильгельм Кривоокий, его брат-близнец. Он был настолько огорчен смертью брата, что велел казнить свою племянницу, а также всех врачей, которые не смогли спасти Уильяму жизнь А вскоре после этого разразилась война: первым пало соседнее государство, и всю свою оставшуюся жизнь Вильгельм воевал, захватывая земли соседей.

— А за что его звали Кривооким?

— Еще в детстве их отец велел рассечь одному из братьев лицо и оскопить его, чтобы король был один, а другой не пытался строить ему козней.

— Жестоко, — поежилась я, представив, как «любящий» отец собственноручно калечит пухлые детские щечки.

— А то, — ликовал Степан, не замечая выражения моего лица, — Историки писали, что Уильям Славный отравил своего отца, чтобы занять трон, а когда 20 лет спустя его собственный сын попытался свергнуть его, вспорол несчастному брюхо. Да и Вильгельм, которого все считали добряком, на поверку оказался похлеще брата. Ходили слухи, что он частенько брал к себе на ночь молоденьких служанок и оруженосцев, а наутро скармливал их тела собакам. Не мог, бедняга, вот и отрывался помаленьку.

Степан плотоядно улыбался, а меня едва не тошнило. Нет, чтобы девушке красивую историю рассказать — только мерзость всякую.

Я молча цедила выдохшееся шампанское, пока Степан старательно обыскивал взглядом «все мои трещинки», и самое лучшее, что произошло в следующие несколько минут, был бой курантов и одуряющий визг «С Новым годом!».

Хозяин дома умчался запускать салюты, а я легонько прикоснулась бокалом к раме.

— С новым годом, принцесса!

Когда девушка на картине моргнула, я поняла, что пора искать укромный уголок и завалиться спать.

Но, видать, в эту самую ночь задуманное сбывалось у всех, кроме меня. Едва я забрела в тихую комнату, где стоял вполне приличный диван, застланный премиленьким пледом в клеточку, как следом за мною ввалился Степан, благоухающий порохом и перегаром.

— Наконец-то одни! — шумно выдохнул он, расстегивая рубашку. Видок у него был неважный: глаза красные, в уголках губ отвратительно пузырилась слюна.

— Да пошел ты! — я схватила плед и демонстративно улеглась на диван.

— Совсем не нравлюсь?

— Совсем.

— А хочешь, я тебе принцессу подарю? Она мне очень дорога, а тебе — подарю.

Перспектива была заманчивой, но цена в виде конопатой лоснящейся морды, нависшей над моим драгоценным телом, кусалась больно.

— Не хочу, — буркнула я и отвернулась.

— Ну и пошла в ***.

«Кавалер» в порыве благородства вытащил у меня из-под головы подушку и примостился на коврике у дивана, и совсем скоро я услышала воистину медвежий храп.