Через сердце - [39]

Одна за другой всплывали из глубины оглушенные рыбы. Зеленобокие окуни перевертывались кверху брюхом, бессильно расправив по воде красные, как бы окровавленные плавники. Широко разинув жабры, выкинулась пятнистая жирная щука. Стайка хариусов опрокинулась кверху нежно-белым брюшком.

— На уху есть, — довольно оглядел все еще мутившуюся заводь Зимуй.

Он спустился в воду и стал выбрасывать на берег подплывавшую добычу. И закричал вдруг:

— Комиссар! Гляди-кась сюда! Вот так князь! Экой дородный какой вылез!

Вспугнутый взрывом, выбрался из заваленного коряжинами темного омута огромный черный налим. Он медленно пробирался по желтой отмели, баламутя сильным хвостом песчаную дымку за собой.

Пунин схватил револьверчик и, выбрасывая коленки, побежал по мелкой воде к Зимую.

— Ну-ка, где твой князь, сейчас мы его…

— Вон, под берег стал, в залывину. Заходи снизу, я тут покараулю. А жирный-то, гляди, как кот хороший!

Пунин, стоя по пояс в воде, азартно вглядывался в золотую, зыблющуюся от солнца воду.

— Ага! — Он прицелился в темное, кольцом обольнувшее подводный камень тулово налима.

— Стойте, стойте, тише вы! — вдруг шумно обрушился из кустов Исайка. Он испуганно поводил глазами на двух голых людей. Зашептал: — Лодка идет сверху. Слышите?

Пунин опустил револьверчик и прислушался.

Над залитыми вечерним солнцем вершинами елей неслось упорное кукованье. Это подавал тревожные сигналы поляк.

— Отец, одеваться! — кинулся на берег комиссар.

— Эх, жалко князя-то! — почесался Зимуй. И досадливо ткнул ногой под бок трепыхнувшегося налима.

— Живо, отец! — торопил комиссар.

Застегиваясь на ходу, они бросились на кручу.

По реке в тени высокого берега шла сверху лодка. В ней сидели двое. Один усиленно греб, широко замахиваясь веслами, другой отчерпывал банкой воду и мерно выливал за борт. Спутники вели тихий разговор, поглядывая на высокий берег.

— Надо послушать, — зашептал Пунин, — о чем говорят: белые или красные?

— От красных плывут! — подсказал Исайка.

— К белым плывут! — сказал Пунин.

Комиссар с Зимуем пошли по берегу. Пригибаясь, торопливо проныривали в низких кустах. В закрытых местах забегали вперед и, раздвинув ивняк, ложились на похолодевшем песке. Высматривали и, затаивая дыхание, чутко вслушивались в долетавшие голоса.

Лодку быстро несло течением. Гребец опустил весла по бортам. Зачерпнул воды и полил на уключья. Изругался негромко:

— Скрипят, будь они прокляты!

Комиссар лежал в ивняке и слушал. Хрипло и часто дышал рядом Зимуй. И когда подвело течением лодку, поднялся Пунин.

— Сто-ой! — понесло над рекой его голос.

Гребец замер.

Пунин вышел на берег и сказал:

— Правь к берегу!

Гребец опустил снова весла и, прикрыв глаза ладонью, долго вглядывался в кусты ивняка. Слышно было, как коротко и тревожно заговорили путники, увидев людей с ружьями.

— Считаю до трех, — сказал Пунин, — потом будем стрелять. Раз!..

Гребец взялся за весла и приправил к берегу. Шурша днищем, лодка ткнулась в песчаный берег.

В лодке сидели два плечистых парня. Загорелые с темным румянцем лица их были тревожны. Бровастые, смелые глаза угрюмо и зорко оглядывали комиссара.

— Придется выйти, — сухо сказал Пунин.

Парни вышли — оба статные, крепкие, в туго перехваченных ремнями рубахах. Прошли, отпечатав на влажном песке сильные следы, и стали в ряд.

«Братья», — подумал Пунин.

— Здесь военный пост, — сказал он, — предъявите ваши документы.

— Не взяли! — буркнул один из парней.

— Так. Вы кто — белые или красные? — спросил в упор Пунин.

Парни в замешательстве молчали. Бегающие глаза их остро и беспокойно оглядывали городскую одежду Пунина — кто он такой?

— К белым или к красным? — повторил вопрос Пунин.

Парни опять переглянулись, и тот, что был постарше, нетерпеливо вздернул плечами:

— Мы не белые и не красные. Ехали сами по себе. В гости к родным. Зачем? Звали на праздник.

— Пиво пить? — усмехнулся Пунин.

— Да хоть бы и пиво пить! — зыркнул глазами парень и, насупившись, смолк.

— Так! По усам текло, а в рот не попало, значит? Ну, а в деревне, куда вы ехали, кто: белые или красные? — настойчиво продолжал допрос Пунин.

— Нам все едино, — отвернулся парень. — Белые или красные — нам один черт!

— Это как же — один черт? — строго поднял голос комиссар. — Как это понять?

— Эх, эх, вот и сглуповали вы, ребята! — не выдержал тут Зимуй. — Дерзко да мерзко вышло слово-то ваше. Послушайте-ка, что я вам скажу: красные-то сызмальства за бедный класс по тюрьмам да по сибирям ходили, себя не жалели…

Зимуй оглянулся в довольное лицо комиссара и продолжал:

— А белые кто? Шантрапа всякая! У богатых злой собачкой под воротами вьются, на задних лапках служат перед ними, сладкого огрызка для себя ожидают. А вам это — один черт? Несклеписто понимаете, дружочки! Молоды вы еще — вот что!..

Зимуй с осуждением оглядывал парней. На скуластых лицах их чуть заметно пробежала ухмылка.

И, затаив улыбку в веселых глазах, сказал как можно строже комиссар:

— Ну, давайте говорить начисто: здесь красная застава. Кто вы, куда и зачем ехали?

Парни молчали, уставя в землю упрямые лбы.

— Придется отвести в штаб, — сказал Пунин.

Он вскинул ружье.

— Идите вперед и не оглядывайтесь.