Через сердце - [38]

Резал Исайка первую ложку в подарок комиссару. А усатому поляку решил вырезать трубку с голенькой дамочкой — пускай утешается старый человек.

За делом неспешно вел рассказ Исайка:

— Вот какой грибоед. А имя такое носит затем, что грибы на бору ест. Видали, может, на бору корешок один торчит, а кругом только крохи от гриба? Вот-вот, это непременно он. А то еще на больших на старых грибах точно зубом кто ковырнул. Это он — грибоед. Только, значит, сытый шел, есть не ел, а отметину свою поставил. Ну, тот гриб пускай уж стоит, лучше не трогайте. Вы думаете, хороший это гриб, а он как раз — червоточина. И скотина его даже не тронет, понюхает и отойдет.

— Нуте-с?

— А живет грибоед в яминах, в буреломе. Выкопает гнездо и лежит себе, глазами посвечивает. Лень ему выходить оттуда, соне. Высунет поутру голову, посмотрит, не выскочил ли где молодой грибок просвиркой махонькой. Подберется к нему и смотрит долго: не то съесть, не то обождать? Потом как даст ему с маху шлепка хорошего!.. Так и живет лесной чертушко. Тихоней живет, никого не обидит. Крови он прямо видеть не может. Плачет, говорят, человечьим голосом и землю когтями дерет, ежели где след крови услышит. И вот раз случись…

Исайка смолк и тревожно прислушался. Близко в темных кустах раздался тихий, как бы удивленный вскрик, хрустнули сучья, и жалобно, по-ягнячьи, всплакался в ночи непонятный голос. И опять стало тихо. Только постреливали в огне сучья и со звоном осыпались золотые угольки.

— Лисица придушила зайца, — спокойно объяснил поляк, — молодой, видно, несмышленыш, на огонь шел посмотреть, вот и попал в зубы.

— А, будь она проклята! — злобно сплюнул в огонь Исайка. — До чего сердце стревожила!..

Помолчав, спросил поляк:

— Исай, а ты в чертей веришь?

— Зачем это… не верю.

— Ой, врешь! А покойников боишься?

— Чего ты, ей-богу, вздумал…

— А ну-ка, сбегай за водой на речку, чай будем пить.

— И сбегаю.

— Только беги и клятву повторяй: ни живых, ни мертвых не убоюся…

Пунин приподнял краешек кожанки и, едва удерживаясь от смеха, посмотрел на Исайку. Лоснящееся бабье лицо Исайки было полно смятенья.

— Ну, повтори: ни живых, ни мертвых…

— Ни живых… ни мертвых… — начал Исайка и вдруг застыл в столбняке.

Кто-то шел в темноте из лесной чащи к костру — были явственно слышны крадущиеся шаги.

— Кто идет? — окликнул поляк.

Раздвинув кусты, вышел на свет Зимуй.

— Что случилось, отец? — сразу сел Пунин.

— А ничего. Тихо все.

— Как же ты с поста ушел? Разве можно? А еще говоришь: старый солдат. Ай-яй!

— Поговорить о деле надо.

Зимуй значительно поджал губы. Отвел в сторону комиссара и тревожно зашептал:

— Худо, брат, мы заперли реку, коли все вешки стоят на русле.

Переглянулись комиссар с поляком: а ведь верно говорит старик.

— Что ж ты предлагаешь? Снять совсем?

— Зачем сымать! Сплаваю сейчас, переставлю все по мелям — хорошая выйдет тут ловушка.

Радовался комиссар, руки все потирал да похлопывал старика по плечу:

— Ай да Кузьма-богатырь! Придумал! Мне это и в голову не приходило. Только, гляди, не утонешь?

— А и утону, так таковский.

Оставив у шалаша Исайку, все пошли на берег. Черная вода тускло отражала мерцание холодных осенних звезд. Где-то далеко плеснула сонная рыба. В заречье на луговых озерах подала голос гагара и смолкла.

— Господи благослови! — сказал Зимуй, ступив в темную воду.

Он забрел по шею и, задрав бороду, стал вплавь перебивать течение.

Две темные фигуры стояли на берегу, вглядываясь в качавшиеся на воде звездные туманности.

— В случае чего — зови на помочь, — сказал негромко поляк. Он сел на камешник и, кряхтя, стал разувать сапоги.

Добрался Зимуй до первой вешки. Ухватил ее, всю осклизлую, замотанную густой тиной, расшатывал долго. С бульканьем катились со дна пузыри. Под ногой тяжело шевельнулось что-то, — должно, налима потревожил Зимуй.

Подалась вешка, всплыла наверх. Все оглядывался Зимуй на темный ночной берег и усмехался в бороду. Ждет его там комиссар, тревожится небось. И тот белоусый поляк щурит зоркие глаза на воду. Гляди, гляди, небось старый Зимуй знает свое дело, понимает, что к чему.

Нащупывая ногами зыбучий гребень переката, осторожно брел по отмели Зимуй. Накрепко всадил вешку на новом месте и усмехнулся опять. Знал: похвалит его завтра поляк за хитрую выдумку. Пойди-ка найди теперь, где русло, как раз на стругу заскочишь. Хорошая вышла ловушка, попробуй сунься теперь!..

Переставил на опасные места все вешки Зимуй и поплыл к берегу. Часа два высидел в воде, руки-ноги заколели, едва и на берег вышел.

— Не пройдут теперь ваши буржуи, — сказал он.

И радостно промолчали на эти слова комиссар с поляком.

Пришли опять все к шалашу, уложили спать старика, накрыли потеплее.

И подошел тут к комиссару Исайка.

— А я тем временем подарочек тебе сготовил. Прими изделие рук моих: ложка соловецкая — еда молодецкая.

— Благодарствую, — сказал комиссар, сомнительно оглядывая большую ложку. Благословляющие персты на черенке были искусно загнуты в большой жирный кукиш.

IX

Граната булькнула и осела в темную глубь омута. Через минуту глухо бухнул подводный взрыв. Вода мгновенно вскипела и запузырилась, вздымая со дна клубы рыжей мути.