Через сердце - [26]

— Кажется, генерал теперь окончательно рассердился на вас, — заметил Мариша.

— И пускай. Вы понимаете, Мариша, я отнюдь не из тех, кто, получив по щеке, смиренно подставляет обидчику другую. И я понимаю, что подло, заслышав ночью в соседней квартире: «Караул, грабят!» — натягивать на голову одеяло. Нет, я за хорошую сдачу, за то, чтобы бить насильника по рукам. Я признаю: в истории всякие бывали войны. Но эта — только кровь и грязь, грязь с кровью… Вот что я пытаюсь втолковать этому чудаку. Да где там!..

Вильде безнадежно махнул рукой и стал завязывать свою папку.

XII

Молнийным шаром прокатился генерал сквозь кухню. Как в сильной сквозняковой тяге, с грохотом захлопывались за ним все двери. На крыльце зашипел на Япошку, мирно крутившего усенки перед зажатым в ладонь осколком зеркала, и понесся по аллее.

Ошарашенный Япошка долго смотрел генералу вслед, жиденькие хвостики усов его медленно и как бы недоуменно раскручивались.

Генерал бегал в пустых аллеях, размахивая руками и возбужденно разговаривая с собой. Он нервно хватался за усы, привычным жестом стараясь заправить их в рот.

«Ха! «Война — разбойничье дело». Сказал тоже! Это еще мы посмотрим, кто тут прав, господин прапорщик Вильде!..

А доблесть, а честь, а величие нации? Старые, овеянные легендой знамена над гробницами славных полководцев? А золотом написанные названия геройских полков на мемориальных мраморах?

Видели ли все это вы, господин собиратель грязных документов? Посетили ли вы хоть раз сумрачные притворы знаменитых храмов, памятников отечественной славы? Неужто не забилось при этом ваше сердце? Да полно, русский ли вы после этого?..

И потом, разве в войне побеждает не сила национального духа, не его способность к дисциплине, выдержке, самоотвержению? Разве война не служит выражением организационного гения нации, великого чувства единства во множественности?

И это не разумом постигается, а ощущением, инстинктом, кровной связью со своим народом, с его тысячелетней историей. Русским сердцем, господин немецкий приват-доцент! Да-с!..»

Генерал сердито остановился перед раскрытыми темными дверями сарая. На помосте, меж автомобильных колес, он увидел широко раскинутые солдатские сапоги. Звонкий, горячий стук далеко разносился в парке.

Упершись руками в колени, генерал с любопытством присел в дверях.

— Ну! Свет закрыл к дьяволу! — заорал на него сдавленный напряжением голос из-под автомобиля.

— А ты чего кричишь? Кто такой? Какой части? Ну? Встать смирно!

Генерал пнул корявые огромные сапожищи и отскочил.

Из-под автомобиля неспешно вылез председатель комитета Семенов.

В измазанных руках он вертел тяжелый ключ, вокруг на полу были рассыпаны гайки. Председатель вытер рукавом потное лицо и сказал медленно и нехотя:

— Какое такое «смирно»? Видите — работаю, а вы свет застили. Так я ж и не видел кто, — думал, кто из команды.

— То-то, не видел! Не видел! Кто такой? Что тут делаешь?

— Да вот кузова у ваших машин сымаю, слесарь я. Платформы поставим, хлеб на позиции возить. А то грузовые никак не берут.

— А вы спросили? А ты меня спросил? — сразу рассвирепел генерал, подступая ближе.

— Но-но! Не тыкай! — зычно поднял голос председатель, с угрозой уставляя усы. Ключ в его руке мерно закачался.

Голубые выпуклинки генеральских глаз полезли на лоб.

— Ма-ал-чать! — яростно затоптался на месте генерал. — Аре-стую!

Он вцепился в рукав председателя и рванул.

Семенов отшвырнул ключ, и глаза его в сумраке навеса зажглись фонариками.

— Уходи прочь! — торопливо и негромко выговорил он.

— А ты знаешь, что такое английский бокс? Ты знаешь, что такое английский бокс? — круто пошел на него генерал, сразу взъерошившись и выставляя вперед розовые кулачки.

От толчка председатель крепко выпрямился.

Один ус его по-прежнему торчал вверх, другой, растрепанный, нелепо обвис на губу. От этого вид его был зловеще страшен.

Семенов молча шагнул к попятившемуся генералу. И вдруг тяпнул по плечам генерала тяжелыми руками с такой силой, что тот низко присел и коротко, по-бабьи икнул.

Потом председатель широко раскрыл руки, и оба они схватились в крепкий, пыхтящий ком, с грохотом покатившийся по деревянному настилу.

На крик генерала прибежали солдаты комендантской команды, работавшие в соседнем сарае.

Насев сзади, они едва разомкнули кольцо железных председателевых рук, и высвободившийся генерал отскочил в сторону. Он поминутно поправлял криво обвисающий погон и, отдуваясь, выкрикивал:

— Мерзавец! Под суд отдам!..

А председатель, чуть побледнев, угрюмо поводил белками и усмехнулся в растрепанные усы:

— Тоже, под суд! Это которого же числа приходить?

Солдаты враз прыснули, а председатель опять полез под машину. И звонкий, горячий стук снова покатился по парку, настигая и подталкивая в спину убегающего генерала.

В столовой генерал возбужденно рассказывал о битве в сарае. Он сучил локтями и, все поправляя спадающий погон, совал в воздух кулаком:

— Славно я его… в рожу! В зубы! В усы!.. Этак, этак!.. Даже, вон видите, кожу на кулаке содрал.

Из угла растерянными глазами смотрел на генерала Мариша. И еще рассеянно слушал его, неотрывно глядя в парк, начштаба.