Через сердце - [17]

Гедеонов подлетел к ней, распушив синие галифе.

— Ждем вас тут, Цецилия Яковлевна, всем синклитом. Разрешите рапортовать: во вверенной вам части происшествий никаких не случилось.

Он представил всех по чинам и последним подтолкнул вперед Маришу:

— А это просто Мариша, наш всеобщий племянник и любимец.

Мариша, не выдержав ее пристального взгляда, опустил глаза и несмело пожал узкую, стянутую замшей руку.

— А кто же я? — Цилечка по-детски как-то провела по себе руками. — Ну, я просто трусиха, беженка, ужасно боюсь, когда стреляют, из-за этого удрала в Минск, а теперь вот опять приехала домой к папе-маме.

— Чудно! — умилился Гедеонов, нежно припадая к ее ручке.

Цилечка внимательно обводила глазами поредевшие аллеи.

— Если бы вы знали, как я рада! Точно я не была тут сто лет. Как пусто стало! Зачем-то сломали забор…

— На дрова снесли, — почтительным басом сказал Гедеонов.

— Ну вот, на дрова!

Цилечка вздохнула:

— Все ваша война. И дуб, наш дуб! Он стоял вот здесь. Ста-арый, прето-олстый! Я его так любила!.. Под ним был стол и скамеечка. Ничего нет! — растерянно опустила руки Цилечка.

Все двинулись по главной аллее, — впереди тоненькая, быстроногая девушка, за ней толпой офицеры.

— У меня была подруга Алисочка, дочь управляющего Густава Ивановича, она сейчас там (Цилечка махнула рукой в сторону фронта). Такая она была лилово-розовенькая вся, с белыми волосами, как кукла. Нас с ней пускали в парк играть. Боже, как мы все любили тут! Вот это дерево! И вот это дерево! Подсадите же меня кто-нибудь! Вот тут дупло, видите? Там было гнездышко с голубыми яичками. Потом мы вынимали птенчиков.

Цилечка, неловко поставив одну ногу в расщелину дуба, тянулась вверх молодым и гибким, как у ящерицы, телом. Офицеры неотрывно, жадно следили за ее тонкой, напряженно вытянутой в воздухе ногой.

Мариша вспомнил про «карамазовскую линию», ему стало не по себе в этой толпе, он отошел в сторону и отвернулся.

— Ну, снимите меня.

И опять она шла по аллее, быстрая и легкая, опережая всех.

Она обнимала толстые стволы и запрокидывала маленькую головку, ища в ветвях что-то известное только ей. И, вдруг свернув в сторону, опустилась на землю меж толстых, узловато переплетенных корней.

— Чижик, наш Чижик!

Цилечка прилегла щекой к белому кирпичу и затихла.

— Не смотрите на меня, — села она, отвернувшись, — вы не знаете, отчего я плачу. Я нервная. — И, всхлипнув, пропищала смешным детским голоском: — «Чижик, Чижик, где ти биль, отчего ти помираль?» Это Алисочка сложила такой стишок. Мы тут похоронили нашего Чижика. Это была наша собачка, щеночек беленький, понимаете?

Цилечка встала и отряхнула юбку. Усмехнулась, вскидывая мокрые ресницы:

— Думаете, Алисочка — наш враг? Нет, я ее по-прежнему люблю. У нас с ней одна родина — вот тут! — Она обвела рукой вокруг себя. — Ну, кончено! Отставить! — вскинула голову Цилечка. — Рассказывайте мне что-нибудь. Правда, что война кончилась?

Гедеонов двинул бровями:

— Не могу знать. Нам политикой запрещено заниматься. Как там, в тылу, думают?

— Там все за мир. В Минске все говорят, что война кончилась. Вот я и поехала домой.

— А вы тоже за мир?

— Конечно. Мне надоела ваша война.

— Ну, — благодушно развел руками Гедеонов, — раз и вам надоела, так что тут разговаривать…

Гедеонов бережно поднес к губам ее руку, зарылся носом в рукав и несколько раз чмокнул выше стянутого перчаткой запястья.

— Да, война не вышла, — добавил он всерьез, — только об этом лучше не говорить. Это место у нас болит.

— Давайте о другом, — согласилась Цилечка. — Ну, шире шаг! Ножку дайте, ать-два-три!.. Сегодня чудный день. Небо какое синющее! Листьями, грибами, осенью пахнет. Даже влюбиться хочется.

— Ого! — крякнули офицеры.

Наклонившись вперед, Цилечка быстро бежала из аллеи в аллею. Офицеры, шагая невпопад, едва поспевали за ней. Они то забегали вперед, заглядывая ей в лицо, то отставали и шушукались о чем-то сзади. Сдержанно погогатывал Космачев.

Цилечка вдруг остановилась и, как бы сробев, начала пятиться спиной к дубу.

— Что это как вы все за мной бегаете? Странно!..

Они были в отдаленной, заглохшей части парка. От усадьбы их отделял темной стеной молодой густой ельник.

— Повернемте обратно, — боязливо огляделась Цилечка. — Да что вы так на меня все уставились?

— Женщин давно не видели, — оскалился Космачев.

— Хорошеньких в особенности, — хихикнул, прячась за спины, казначей.

Цилечка повернула обратно и убыстрила шаг. Она шла напрямик, мелькая меж деревьями легкой, стремительной тенью, и остановилась только на главной аллее. С задором помахала офицерам ручкой:

— Эх, вы! Ходить разучились!

— Длинноногая вы, однако, — отдувался подоспевший Гедеонов. — Смотрите, вся стая еле дышит. Ох, грехи, грехи!

Он вгляделся: далеко в конце аллеи мерно шагал начштаба.

— Никак, полковник? Что это он в неурочный час гулять вышел сегодня?

— На гостью захотелось посмотреть, — пошутил кто-то.

— Ой! Мне страшно! — попятилась Цилечка за широкую спину Гедеонова.

Начштаба медленно приближался. Мариша издали заметил хмуро сведенные его брови.

Полковник молча притронулся к козырьку в ответ на обычное приглашение старшего: «Господа офицеры» — и спросил: