Через пустыню - [123]

— Почему это?

— Ты же — мой гость. Бог доверил мне твою жизнь!

— Бог лучше всего и защитит ее. Неужели я, будучи твоим гостем, смогу допустить, чтобы ты один отправился в бой? Неужели твои люди должны рассказывать, что я оказался трусом?

— Этого они никогда не скажут. Но разве не был ты гостем губернатора? Разве не лежат в твоем кармане выданный им паспорт, подписанные им письма? А теперь ты хочешь против него сражаться? И разве не должен ты поднять свою руку в защиту сына своего друга, которого вы хотите освободить? И разве не можешь ты оказать мне услугу, даже не убивая моих врагов?

— Ты прав во всем. Конечно, я не хотел бы убивать — я бы позаботился о том, чтобы не пролилось ни капли крови.

— Оставь эти заботы мне, эфенди! Я не жажду крови. Я только хочу отразить нападение тирана.

— Как ты хочешь это сделать?

— Ты знаешь, что в Шейх-Ади собрались уже три тысячи паломников? К началу праздника их будет шесть тысяч, а то и больше. Женщин и детей я отправлю в долину Идиз. Останутся только мужчины. Войска из Диярбакыра и Киркука соединятся по пути от Калони сюда, а войска из Мосула пойдут через Джераю и Айн-Сифни. Они хотят запереть нас в Долине святого. Мы же поднимемся по тропе, начинающейся позади гробницы, и окружим долину, когда враги войдут в нее. Тогда мы сможем их уничтожить до последнего солдата, если они не сдадутся. Если же они капитулируют, я отправлю посла к губернатору и поставлю условия, на которых я отпущу пленников. А губернатору еще придется держать ответ перед государем в Стамбуле.

— Надо быть готовым, что султану он опишет события в ложном свете.

— Ему не удастся обмануть падишаха, потому что я уже отправил тайное посольство в Стамбул.

Я вынужден был признать, что Али-бей был не только храбрым, но и умным, предусмотрительным человеком.

— Как ты видишь мое место в этих событиях? — спросил я его.

— Ты должен пойти с теми, кто будет защищать наших женщин и детей, наше добро.

— Свое имущество вы берете с собой?

— Да, сколько унесем. Я сегодня поговорю с жителями Баадри, что они все могут забрать с собой в долину Идиз, но только тайно, чтобы не раскрыть врагу мой план.

— А шейх Мохаммед Эмин?

— Он пойдет с тобой. Вы теперь все равно не сможете попасть в Амадию, потому что путь туда уже перекрыт.

— Турки должны уважать султанский паспорт и фирман губернатора.

— Среди них будут люди из Киркука, и вполне возможно, что кто-то из них знает Мохаммеда Эмина.

Еще во время нашего разговора в дом вошли двое мужчин. Это были мои старые знакомые Пали и Мелаф. Увидев меня, они от радости разволновались и, пожалуй, с десяток раз поцеловали мне руки.

— Где пир? — спросил Али-бей.

— В гробнице Йонаса под Куфьюнджиком. Он послал нас, чтобы сообщить тебе: напасть на нас должны на второй день праздника, ранним утром.

— Известен ли ему повод для нападения, выдвинутый губернатором?

— В Мальтайе одним из езидов убиты два турка. Он хочет найти преступника в Шейх-Ади.

— На самом деле в Мальтайе два турка убили двух езидов. Видишь, эмир, каковы турки? Они убивают моих людей, чтобы найти повод для вторжения в нашу страну. Пусть же они найдут то, что ищут!

Мы с переводчиком отправились в мою комнату учить язык езидов. С нами молча сидел Мохаммед Эмин, курил свою трубку и удивлялся тому, сколько я трачу усилий, чтобы понять слова чужого языка и прочесть книгу. Я занимался целый день и весь вечер. И следующий день провел я в столь милых моему сердцу и разуму занятиях.

Тем временем я заметил, что жители Баадри незаметно возят свое имущество, а в одной из комнат дома Али-бея отливали в больших количествах пули. Могу еще добавить, что писарский осел все это время не подавал голоса, ибо его господин сразу же с наступлением темноты привязывал ему на хвост камень.

То и дело подходили паломники: то в одиночку, то семьями, то большими толпами. Много среди них было бедняков, зависевших от милосердия окружающих. Но кто-то тянул за собой козу или жирного барашка, люди побогаче вели за собой корову или две, а несколько раз я видел даже целое стадо. Все это были дары и жертвоприношения, которые состоятельные люди несли к гробнице святого, чтобы вместе со своими бедными братьями не испытывать недостатка в дни праздника. Столько много людей еще ушло и пришло, что мои башибузуки и арнауты пропали без вести. Мне так и не удалось узнать, где же они остались.

На третий день, первый день праздника, я снова сидел с толмачом над книгой. Солнце еще не взошло. Я так углубился в работу, что не заметил, как вошел писарь.

— Эмир! — закричал он, покашляв прежде несколько раз, что мною, конечно, было замечено.

— Что такое?

— Вперед!

Только теперь я заметил, что писарь был уже в сапогах со шпорами. Я передал книгу сыну Селека и вскочил. Я совершенно забыл, что должен вымыться и надеть свежее белье, если хочу в достойном виде появиться у могилы святого. Я взял белье, спустился вниз и поспешно оставил деревню. Ручей кишел купающимися, и мне пришлось немножко пройтись в поисках места, где за мной — как я считал — не будут наблюдать.

Здесь я выкупался и сменил белье — процедура, которую в путешествиях по Востоку не слишком часто можно выполнить. Поэтому я почувствовал себя как бы заново рожденным. Я хотел уже покинуть свое укромное местечко, когда заметил легкое шевеление кустов, что росли по берегам ручья. Зверь это или человек? Приближались военные действия, и не мешало бы подумать о личной безопасности. Сначала я отвернулся от зарослей, потом сделал резкий поворот и, прыгнув вперед, оказался в самой гуще кустов.