Через линию - [8]

Шрифт
Интервал

потом это становится экономически выгодным предприятием. Сегодня такая жуткая книга, как книга Ивлина Bo о похоронном бизнесе в Голливуде, уже относится к развлекательной литературе. Начало всегда связано с риском. Между тем наступила своего рода кульминации — участие в крупномасштабном нигилистическом прсоцессе потеряло привлекательность.


На чем же основан разлад, грозящий среди прочего обесточить радикальные партии и позволяющий провести различие между послевоенными 1918 и 1945 гг.? Основу его можно увидеть в том, что за это время мы перешли нулевую точку не только идеологически, но и с точки зрения внутреннего ресурса идеологии. Это ведет к новому умонастроению, воспринимающему новые феномены.[15]

14

Едва ли стоит ожидать, что эти феномены возникнут неожиданно и будут счастливой развязкой. Пересечение линии, прохождение нулевой точки разделяет драму, обозначая середину, но не конец. До гарантированного положения еще далеко. На него можно только надеяться. Барометр говорит об улучшении, несмотря на сохранение внешней угрозы, и это лучше, чем если бы его показания нормализовались при еще сохраняющихся аспектах гарантированности.


Трудно предположить, что эти феномены раскроются сразу же как теологические, если понимать слово в узком смысле. Скорее, они объявятся в тех контекстах, с которыми сегодня связана вера, т. е. как раз в мире цифр. И в самом деле следует признать, что на границах, где соприкасаются математика и естественные науки, происходят сильные изменения. Астрономические, физические, биологические представления изменяются значительно глубже, чем можно было бы представить, исходя лишь из смены теорем.


Мы конечно же еще не уходим от стиля цехов, хотя уже проглядывает важное отличие. Знакомый порядок цехов в основе своей — это результат разрушения — «до основания», — старых форм ради большей динамики рабочего процесса. Это относится ко всему механизированному, транспортному, военному миру с их деструкция-ми. Разрушение достигает наивысшей интенсивности в образах ужаса, как, например, в пожаре городов. Боль чудовищна, и все же среди исторического уничтожения осуществляется образ времени. Его тень падает на вспаханную землю, падает на жертвенную землю. За этим последуют новые горизонты.


Глаз только еще привыкает к изменению декораций, которые уже отличаются от декораций мира прогресса и коперниканского сознания. Такое впечатление, будто верхний свод, как и панорама, стали ближе, стали конкретными, что привело к образованию новой оптики. Уже можно предвидеть, что в этом театре появятся новые фигуры.


Вместе с тем нельзя не заметить, что в мире фактов нигилизм приближается к последней цели. При входе в зону его господства повреждена была только голова, зато тело было еще в безопасности. Теперь же наоборот. Голова — по ту сторону линии, в то время как динамизм снизу возрастает и требует взрыва. Мы живем на пороховой бочке, которой будет достаточно для уничтожение большой части человеческого рода. Не случайно, что здесь действуют те же самые силы, которые дискриминируют солдата, не знающего еще ни правил борьбы, ни различий между воином и безоружным.


Тем самым процесс не следует квалифицировать как совершенно бессмысленный. И не поможет, если закрывать на него глаза. Он есть выражение гражданской войны, в которой мы находимся. Чудовищность сил и средств позволяет сделать вывод, что отныне на карту поставлено все. К этому добавляется тотальность стиля. Все это указывает на мировое государство. Речь больше не идет о национально-государственных интересах или о разделе регионов. Речь идет о планете в целом.


Это первый луч надежды. Впервые среди безбрежного прогресса и его перемен появляется твердая материальная цель. А также воля ее достичь, причем не с помощью силовой политики, — скорее, эта воля имеет характер повседневного мнения, которое услышишь на каждом углу.


Одновременно все больше укрепляется воззрение, что третья мировая война, хотя и возможна, но не неизбежна. Не исключено, что достичь мирового единства можно с помощью соглашений.[16] Этому могло бы способствовать возникновение третьей силы, под которой мыслится объединенная Европа. Дело может принять и такой оборот, что одна из конкурирующих сторон потерпит поражение уже в мирное время. Кроме того, всегда есть нечто непредусмотренное. Все это приводит к выводу, что при достаточной силе духа нет причин ни для безоглядного оптимизма, ни для отчаяния.

15

Что делать в таком положении? Многие ломают головы над этим вопросом. Это тема нашего времени. В ответах нет недостатка. Наоборот, их многообразие сбивает с толку. Выздоровление ведь не наступит от того, что каждый станет доктором.


Истинные причины нашего положения неизвестны и не проясняются поспешными объяснениями. Это не касается второстепенных выводов. Возможно, что мы судим слишком благосклонно. Также возможно, что на нашу точку зрения влияет близость катастрофы, и что более поздние фазы придадут смысл эпохе в целом. Тогда это стало бы знаком того, что нигилизм приближается к своему концу. Может быть, уже скоро его увидят в совершенно другом свете.


Еще от автора Эрнст Юнгер
Уход в лес

Эта книга при ее первом появлении в 1951 году была понята как программный труд революционного консерватизма, или также как «сборник для духовно-политических партизан». Наряду с рабочим и неизвестным солдатом Юнгер представил тут третий модельный вид, партизана, который в отличие от обоих других принадлежит к «здесь и сейчас». Лес — это место сопротивления, где новые формы свободы используются против новых форм власти. Под понятием «ушедшего в лес», «партизана» Юнгер принимает старое исландское слово, означавшее человека, объявленного вне закона, который демонстрирует свою волю для самоутверждения своими силами: «Это считалось честным и это так еще сегодня, вопреки всем банальностям».


Африканские игры

Номер открывается повестью классика немецкой литературы ХХ столетия Эрнста Юнгера (1895–1998) «Африканские игры». Перевод Евгения Воропаева. Обыкновенная история: под воздействием книг мечтательный юноша бежит из родных мест за тридевять земель на поиски подлинной жизни. В данном случае, из Германии в Марсель, где вербуется в Иностранный легион, укомплектованный, как оказалось, форменным сбродом. Новобранцы-наемники плывут в Африку, куда, собственно, герой повести и стремился. Продолжение следует.


Сады и дороги

Дневниковые записи 1939–1940 годов, собранные их автором – немецким писателем и философом Эрнстом Юнгером (1895–1998) – в книгу «Сады и дороги», открывают секстет его дневников времен Второй мировой войны, известный под общим названием «Излучения» («Strahlungen»). Французский перевод «Садов и дорог», вышедший в 1942 году, в один год с немецким изданием, во многом определил европейскую славу Юнгера как одного из выдающихся стилистов XX века. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Сады и дороги. Дневник

Первый перевод на русский язык дневника 1939—1940 годов «Сады и дороги» немецкого писателя и философа Эрнста Юнгера (1895—1998). Этой книгой открывается секстет его дневников времен Второй мировой войны под общим названием «Излучения» («Strahlungen»). Вышедший в 1942 году, в один год с немецким изданием, французский перевод «Садов и дорог» во многом определил европейскую славу Юнгера как одного из самых выдающихся стилистов XX века.


Стеклянные пчелы

«Стеклянные пчелы» (1957) – пожалуй, самый необычный роман Юнгера, написанный на стыке жанров утопии и антиутопии. Общество технологического прогресса и торжество искусственного интеллекта, роботы, заменяющие человека на производстве, развитие виртуальной реальности и комфортное существование. За это «благополучие» людям приходится платить одиночеством и утратой личной свободы и неподконтрольности. Таков мир, в котором живет герой романа – отставной ротмистр Рихард, пытающийся получить работу на фабрике по производству наделенных интеллектом роботов-лилипутов некоего Дзаппарони – изощренного любителя экспериментов, желающего превзойти главного творца – природу. Быть может, человечество сбилось с пути и совершенство технологий лишь кажущееся благо?


Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо

«Сердце искателя приключений» — единственная книга, которая по воле автора существует в двух самостоятельных редакциях. Впервые она увидела свет в 1929 г. в Берлине и носила подзаголовок «Заметки днём и ночью.» Вторая редакция «Сердца» с подзаголовком «Фигуры и каприччо» была подготовлена в конце 1937 г., незадолго до начала Второй мировой войны. Работая над ней, Юнгер изменил почти две трети первоначального варианта книги. В её сложном и простом языке, лишённом всякого политического содержания и предвосхищающем символизм новеллы «На мраморных утесах» (1939), нашла своё яркое воплощение та самая «борьба за форму», под знаком которой стоит вся юнгеровская работа со словом.


Рекомендуем почитать
Искусство феноменологии

Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.


Диалектика как высший метод познания

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


О системах диалектики

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Семнадцать «или» и другие эссе

Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.


Смертию смерть поправ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Авантюра времени

«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».