Черепашья луна - [63]

Мальчишка подсаживается поближе. На дюйм поближе к мисс Джайлз.

— Я подставила стул к печке — вот этот, наверно, на котором сижу, — и села на него и смотрю за младенцем, а тем временем слышу — у меня за спиной дверь хлоп, и я поняла, что она ушла, но я не поднялась. Пчелы снова прилетели, но я на них внимания не обращала, не испугалась я их. Воздух в доме стал жаркий, тяжелый. От такого воздуха спать хочется, но только не мне в ту ночь. Я смотрела за младенцем, и через некоторое время пчелы улетели, дурной воздух вышел через трещины — у меня стена потрескалась, и нужно было замазать, а я не замазала, — и синева у младенца начала проходить. Я его из печки выхватила, а тут и птицы запели, и я поняла, что утро. С тех пор она стала приходить каждую ночь. Стояла всегда вон там, где у меня были ивы, но я слышала, что она пришла, хотя ходила она тихо. Я ждала, когда же она опять постучится, но она так и не постучалась. Только все приходила. Иногда мы с ней встречались днем, в магазине или на дороге. Она со мной не здоровалась, как будто в жизни не видела. Но ночью опять приходила, а потом стала подходить все ближе и ближе, а потом стала в окошко заглядывать. Вот тогда я и поняла, чего она хочет.

Мисс Джайлз снимает девочку с колен, усаживает на крыльцо, а сама встает.

— Болтаю тут всякие глупости, — говорит она.

Мисс Джайлз относит дуршлаг с лимонами к задней двери, потом зовет девочку, и та ползет за ней в дом. Сетчатая дверь захлопывается за ней, и самый скверный мальчишка в городке Верити остается на крыльце один — его знобит, несмотря на рекордную жару. Даже ночью температура будет не меньше тридцати семи градусов, и будут слетать с верхних веток листья, пыльные и сухие. С того места, где он сидит, мальчишке видны клетки, где кролики, вялые от жары, лежат, вытянувшись на кедровой стружке. Мальчишка поднимается, медленно открывает сетчатую дверь. Мисс Джайлз уже достала из холодильника тесто и маленький кусочек дала девочке, и та катает шарик по столу. Мисс Джайлз, услышав скрип, поворачивается с удивленным видом, как будто не ждала его здесь.

— Хочешь холодного молока? — спрашивает она.

Мальчишка качает головой. Он и так замерз, зачем ему молоко.

— Мне кажется, я могу рассказать тебе все без утайки, — задумчиво произносит мисс Джайлз. — Ты ведь не станешь болтать о том, что здесь услышал, правда?

Мальчишка пожимает плечами, но, видя, что этого для мисс Джайлз недостаточно, кивает.

— Ей нужно было знать, что мальчик жив, — продолжает мисс Джайлз. — Потому она и приходила. Понятия не имею, что там произошло в лесу, а тем более что случилось у нее раньше, но когда бросают ребенка, не отчитываются почему. Так что однажды ночью, примерно в тот час, когда она обычно приходила, я взяла его из кроватки и поднесла к окну.

Мисс Джайлз устало садится за стол. Мальчишка больше не притворяется равнодушным. Ему не по себе все больше и больше, и он уже не уверен, что хочет услышать рассказ до конца.

— Она и увидела его, когда посмотрела в окно в ту ночь. Увидела, что никакой он не синий, а самый что ни на есть живехонький ребенок, он даже заплакал, и я дала ему бутылочку с молоком. Думаю, она осталась довольна. Да, наверное, потому что больше она не приходила. Только один раз, когда я ее не видела. Через пару недель утром нашла я на крыльце листок бумаги, а поверх него камушек, чтоб ветром не сдуло.

Мальчишка не двигается с места, несмотря на жару, запах лимонов и жуткую тошноту.

— В записке она просила, чтобы я назвала его Джулианом, — говорит мисс Джайлз. — Так я и сделала.

Голос у мисс Джайлз странный, как будто вот-вот сломается.

— Я потом ему все рассказала. Почти все. Сначала забыла, а когда вспомнила, вроде как поздно было рассказывать. Когда я его закутывала, чтобы согреть, я не заметила на нем ни одного пчелиного укуса, а ведь на его матери не было живого места. Не знаю, как уж она его уберегла, но уберегла, ни одна пчела его не тронула.

Мальчишка не понимает, в чем дело, но вдруг происходит то, чего он всеми силами избегал так долго. Он опускает глаза и видит, что на столе целая лужа. Мисс Джайлз протягивает ему полотенце, которым обычно прикрывает пирог, чтобы корочка была правильная, и он вытирает глаза. Он так давно не плакал, что уже думал, что разучился. А потом вдруг, непонятно почему, оказывается, что он ужасно голодный. И он сидит в кухне, пока пирог печется в духовке, пока стынет в холодильнике, пока мисс Джайлз режет его и раскладывает по бело-голубым тарелкам, она любит подавать эти тарелки под пирог, на них нарисованы ивы, которые ей оставил отец, потому что знал свою дочь и знал, что она всегда позаботится о том, что ей будет дано.

Глава 9

День клонится к вечеру, и самолет, сделав три круга над Хартфорд-Бич, заходит на посадку. Джулиан Кэш в своем кресле возле прохода, за последние полчаса узнавший, что такое зона сильной турбулентности, то и дело ругается про себя. День весь вышел нервный: пришлось сделать две пересадки, в Рали, а потом в Атланте. Каждый раз нужно было договариваться со службой безопасности, чтобы пропустили Лоретту, а в Рали его самого хотели задержать из-за револьвера и вызвали двух полицейских, с которыми тоже пришлось объясняться. Теперь Джулиан сидит в своем кресле и думает, что не создан для полета. В салоне, похоже, больше никого не волнуют ни воздушные ямы, ни проливающаяся из пластиковых стаканчиков вода, ни пристегнутые бортпроводницы. Джулиан говорит себе: если в следующие десять минут они останутся живы, то все будет хорошо. В конце концов, до Верити всего несколько миль.