Черепаховый суп. Корейские рассказы XV-XVII веков - [13]

— Если дело касается всей семьи, — возразила девушка, — то почему же сыновья и дочери не должны о нем знать?

И тогда отец с горечью рассказал ей, что случилось.

— Так это же легко уладить, — сказала дочь. — Я знаю, что ответить Хон Юнсону. Пожалуйста, не тревожьтесь!

К приходу Юнсона девушка надела свои лучшие украшения и встала у внутренних ворот.[59] Вошел Юнсон, одетый в военные доспехи. Девушка приветствовала его, сложив руки. Глянул Юнсон — ну и красавица!

— Вы, князь, — с поклоном сказала она, — были министром, а теперь вот стали главнокомандующим. Но и я происхожу из семьи, очень уважаемой в уезде. Слышала, будто хотите сделать меня своей наложницей. Разве это не унизительно для меня? Другое дело — стать вашей женой. Тут бы я не задумалась. А наложницей не стану, хоть убейте! Не захотите же вы стать виновником моей смерти?

— Чисто женские речи! — засмеялся Юнсон и с поклоном удалился.

Вскоре он отправил секретное письмо Кванмё,[60] в котором говорилось: «У меня, вашего верного слуги, жена очень глупая и жадная. Давно уже хотелось бы ее заменить. А ныне прибыл в Чонджу, встретил девушку умную и красивую. Прошу позволения взять ее в жены. Почтительно жду решения вашего величества». Государь ответил: «Поступай как хочешь. Почему ты непременно должен спрашивать у меня?».

Юнсон подготовился к брачной церемонии и женился.

После смерти Юнсона первая и вторая жены стали спорить, кто — законная жена, кто — наложница, и долго не могли разобраться.

— Однажды, — заявила как-то вторая жена, — прежний государь во время высочайшего выезда остановился в нашем доме и велел мне принести вина. В Королевской канцелярии непременно имеется подневная запись, и там, конечно, сказано, что вино приносила именно супруга! Разве там речь идет о наложнице?

Она просила показать ей этот документ, и там действительно было написано: «В такой-то год, луну и день государь во время высочайшего выезда остановился в доме Хон Юнсона, где был устроен прием, и во время угощения государь велел послать супругу Юнсона за вином».

Так было и доложено здравствующему королю. Король повелел: «Вторую жену считать законной!».

Рассказ об этом я слышал от посыльного южного гарнизона Син Нипа.

Девичья честь

Во время правления Сонмё[61] один придворный женился вторым браком на дочери некоего сановника.

— Невеста оказалась не девственницей! — три дня спустя доложил он королю и просил разрешения прогнать ее.

Сонмё, однако, усомнился и приказал старой лекарке осмотреть девушку.

— Раздела девицу, осмотрела ее, — доложила лекарка. — Золотое девство у нее не нарушено, куриный глазок должным образом цельный. За это ручаюсь!

Сонмё остался глубоко удовлетворен, богато одарил старуху и повелел:

— Так вот. Мужу и жене жить вместе. Что же касается виноватого, то девушка очень молода, а мужчина был пьян и не разобрал, что к чему!

Как хорошо, что Сонмё усомнился в словах придворного и призвал лекарку: семья девушки избежала дурной славы!

Ли Докхён [62]

Опозорился

Сок Кёниль служил гражданским чиновником в Рённаме. Это был человек недалекий и простоватый. С детства он ушел с головой в учение. Решил каждый день выучивать по сотне иероглифов и прекращал занятия только после того, как повторит их тысячу раз. Так провел Кёниль более десяти лет. Иероглиф за иероглифом прошел он от начала до конца «Сышу» и «Саньцзин»,[63] свободно мог прочесть их и понять. В результате он выдержал экзамен по древней китайской литературе. Успешно продвигаясь по службе, Кёниль вскоре стал секретарем в школе Конфуция и одновременно занимал должность учителя.

Однажды на рассвете убежала его лошадь. Кёниль испуганно вскочил с постели. Лошадь надо было быстро поймать. Впопыхах он набросил на голое тело женскую лиловую накидку, нахлобучил на голову ночной чепец своей наложницы и помчался вдогонку за лошадью. А лошадь прискакала на школьный двор.

Когда Кёниль добежал до школы, уже совсем рассвело. В таком виде он не мог ни войти в школу, ни вернуться домой. Его ждал позор. В замешательстве стоял Кёниль перед воротами, как вдруг вышел школьный писарь. Глянул он — да это учитель Сок!

— Господин чинса,[64] — воскликнул писарь, пораженный непристойным видом Кёниля, — да что же это такое! Средь бела-то дня! Люди ведь смеяться будут. Извольте подождать немного, я принесу из дома чиновничье платье, и вы сможете вернуться к себе!

И Кёниль остался на улице в женской накидке и ночном чепце, даже без штанов и босой. Помереть со стыда можно! «О! О!» — стонал он, не подымая глаз. А его уже окружили зеваки. «Сумасшедший! Сумасшедший!» — кричали они и показывали на него пальцами.

Наконец явился писарь, обрядил Кёниля в чиновничью одежду и отправил домой. Об этом случае, конечно, узнали все школьные сонби. Они стали всюду о нем рассказывать, рисовать Кёниля в непристойном виде, сделали его посмешищем. И карьера его была испорчена.

Гнев Будды

Ха Гёнчхон происходил из семьи, не имевшей ни должностей, ни большого достатка. Однако был он силен духом, во всяком деле проявлял смелость и упорство. Гёнчхон дружил с ныне уже покойным Сон Гу. Они выросли в одной деревне. Когда дед Сон Гу был назначен правителем в Анджу, он взял с собой и его и Гёнчхона. Вскоре юноши отправились в Нёнбён для обучения в буддийском храме. В этом большом и знаменитом в провинции Квансо храме было очень много монахов.