Череп колдуна - [18]
За спиной Оуэна, как колокольчик, зазвенел смех Зельзы.
— Дурак, — сказала она Ларру.
— Это могла сделать и ты, ведьма, — темнея от ярости, закричал Ларр. — Ведьмы! Я вас знаю! Тянут соки из мужчин, а в постель не идут ни с кем: боятся потерять колдовскую силу! Ты ведь проводишь ночи в одиночестве все время, пока мы плывем, не правда ли, ведьма? Ни один из этих великолепных господ не удостоился попробовать твоего роскошного тела, верно ведь? А почему — если в этом нет колдовства? — Он обернулся к матросам, указывая на Зельзу абордажной пикой. — Кто из вас способен поверить в то, что такой лакомый кусочек можно оставить нераспробованным, если тут нет злого умысла?
Казалось, его странное рассуждение было воспринято. Матросы зашумели и начали осторожно продвигаться ближе.
— Придется вам, колдуны, попробовать за это водицы! — заревел Ларр. — Вы отправитесь за борт, и со всей этой чертовщиной будет покончено!
— Дурак, — снова произнесла Зельза ясным и чистым голосом. Однако теперь она не сводила глаз с капитана, и рука ее скользнула в складки плаща.
Ларр взмахнул пикой, целясь в Зельзу, и ее правая рука метнулась навстречу. Что-то сверкнуло в воздухе, и Ларр выронил пику с почти женским взвизгом. Из его плеча торчал длинный узкий нож.
Тяжелый рыболовный гарпун ударился о косяк двери над головой Оуэна, и матросы начали наступать со все более громкими проклятиями и с явно растущей уверенностью. Кайтай рванулся в каюту и выскочил обратно с оружием. Он держал топор Оуэна и свой арбалет.
— Держи. — Кайтай вдавил топор в ладонь Оуэна и одновременно поднял арбалет и пустил стрелу.
Один из матросов со стоном упал, а топор Оуэна взвился в воздух, когда тот пошел на толпу матросов.
Зельза тоже вбежала в каюту и вернулась назад: теперь в ее руке было три фута сверкающей стали. Это был один из клинков, украшавших стойку с оружием в каюте. Она держала его низко, направив вперед, и острие описало зловещий круг, когда она встала рядом с Оуэном. Было ясно, что она знает, как обращаться с оружием, и, когда неосторожный матрос попытался приблизиться, Зельза доказала свое умение быстрым змеиным ударом. Нападавший взвыл и в брызгах крови покатился по палубе.
После этого остальные стали отскакивать проворнее. Основная масса нападавших начала отходить на полубак, где они снова собрались в кричащую, проклинающую, злобную толпу. Ларр сидел на палубе, прижимая раненую руку к перилам, и хрипло кричал в сторону защищавшей каюту троицы:
— Дьяволы! — Он сплюнул и застонал. — Если так, то вы не продвинетесь дальше ни на йоту, черт вас побери! Мы спустим паруса и пойдем обратно на восток… если понадобится, то и на веслах! Ваш заговоренный ветер вам не поможет при спущенных парусах! Эй вы, матросы… к шкотам! Спустить грот и готовься к смене галса…
Но большинство шкотов шло от шканцев, поэтому путь проходил ближе к каюте, чем того бы хотелось матросам. Один смельчак двинулся было вперед, но так и не достиг цели: просвистела стрела Кайтая, и он упал на шпигат, где и остался лежать вниз лицом.
— Теперь, ночью, — сказал Оуэн Кайтаю, глядя на толпящихся на носу матросов, — в темноте, они либо кинутся на нас, либо обрежут шкоты.
— Ночью будет луна, — отозвался Кайтай, — и мы можем держать факел, чтобы лучше видеть. — И тут лицо его озарила дикая усмешка. — Не думаю, что нам придется много беспокоиться. Кстати, друг Оуэн… — Он аккуратно прицелился, и арбалет пропел снова. Матрос, пригвожденный к переборке воткнувшейся в горло толстой стрелой, успел перед смертью только издать слабый булькающий вскрик.
— Кайтай, — Оуэн схватил друга за руку, — нет, черт побери!
— Утром мы должны увидеть землю, если, конечно, карта не врет, — ответил Кайтай, все еще ухмыляясь. — Нам не нужны больше эти свиньи. Позволь мне расправиться с ними, по одному, а потом ты уложишь тех, у кого не тонка кишка сразиться с нами в открытую. — Кайтай взглянул на Зельзу, и ее ответная улыбка была такой же безумной. — Может быть, и леди получит возможность наколоть еще одного-двух из них на свой кинжал, которым она так хорошо владеет.
— Не скажу, что мне это не по душе, — сказал Оуэн. — Но… нет, в этом не много чести. Слушай, я — воин, не знающий, кому служить, за моими плечами кража, я служу у чернокнижника на посылках — с меня достаточно бесчестья. Я не могу убивать этих кретинов просто ради удовольствия. — Он закусил губу, глядя на столпившихся матросов, и помолчал мгновение. Затем взорвался и продолжал злобным шепотом, как бы обращаясь к себе самому: — Разве мало их было вчера на этой проклятой пиратской посудине? Отправил людей в холодное море, не дав им возможности даже нанести ответный удар… как поганая крыса, прогрызшая им днище. Да уж, заступничество Луки нам необходимо. Человек должен исполнять свой долг… Но пусть эти собаки поживут еще немного.
— У этого парня сердце пташки, — с сожалением сказал Зельзе Кайтай. — Он никого не убивает, разве только иногда, когда рассердится. Этого мне не понять. Не один раз мы могли бы разбогатеть, если бы он мог хладнокровно убить человека.
Зельза рассмеялась:
— И вправду незачем убивать их. Завтра они вплавь доберутся до земли, какая бы она ни была, и устроят там засаду, а нам придется перебить их или умереть. Так что сейчас мы просто подарили им всего лишь еще один день их собачьей жизни. Оуэн, я не понимаю такого милосердия.
