Череп колдуна - [20]

— Нет, — ответил Оуэн. — Не… сейчас, — он посмотрел на ют, — у нас нет времени забавляться видениями, когда нам готовы перегрызть глотки. Давайте пойдем в каюту и будем сторожить весь день, по очереди.

— В любом случае, они скоро придут в чувство, — сказал Кайтай. — Когда они увидят, что ты оставил их в живых, они, скорее всего, поймут, что сваляли дурака, послушавшись капитана.

— Так что же это за демон, что убил старину Чама? — вспомнила Зельза. — Если он вернется…

— У нас есть оружие, — ответил Оуэн. — Пойдем в каюту.

8

В этот день время тянулось невыносимо медленно. Солнце уже поднялось к зениту, а корабль шел по-прежнему: паруса были полны тем удивительным ветром, который не переставал дуть. Оуэн пошел в рулевую рубку и с помощью троса закрепил руль. Теперь он знал, что если они и собьются с курса, то не слишком. Мятежники собрались на носу и разговаривали там вполголоса, бросая косые взгляды на дверь каюты. Какой-то матрос попытался было проверить бдительность остававшихся в каюте и направился к ней. Он разделил участь того, что уже лежал на шпигатах со стрелой в горле. Страж и на этот раз был начеку.

Наконец солнце медленно зашло, и на закатном горизонте Оуэн заметил то, что равно могло быть и грядой низких облаков, и выступающей частью отдаленного берега. Рассматривая это из дверей каюты, он поднял глаза вверх. На небе стояла низкая луна, и ее бледного света вполне хватало, чтобы видеть палубу. Матросы, как серые тени, копошились в темноте полубака.

Прошел час. Зельза спала на одной из коек, и дыхание ее было так ровно и безмятежно, будто она проводила ночь в своей кибитке. Кайтай, скрестив ноги, сидел на палубе с непроницаемым видом восточного идола. Оуэн стоял, опершись о косяк двери, и охранял их.

Внезапно ночь прорезал вопль.

Дикий, гортанный крик, звучавший бессловесной агонией, вой, длившийся без остановки целую долгую минуту. Из темноты полубака на залитую светом луны палубу, кружась и спотыкаясь, вывалилась фигура, которая отгоняла от себя что-то, хлопая руками, как птица крыльями. Это был Нож.

Крик издавал его безъязыкий рот. Нож, все еще крича, споткнулся и упал плашмя, царапая ногтями палубу и дергая ногами. Оуэн бросился вперед, замахнувшись топором, сам не ведая на что; Кайтай бесшумно вырос у него за спиной. Зельза села на койке, мгновенно избавившись от остатков сна.

Но фигура в лунном свете осталась неподвижно лежать на палубе. Возле тела Ножа появилась широкая черная струйка — он был мертв.

— Я видел… — внезапно начал Кайтай и смолк.

— Да, — сказал Оуэн. — Оно отпрыгнуло от него. Как большая белая лягушка… размером с голову. О праматерь, что же это было?

— Размером с голову, — тихонько повторил Кайтай. На полубаке засветился огонь и послышались проклятия. Внезапно свет погас и раздался еще один крик боли, но на этот раз скоро, отчетливо и жутко прервавшийся. Было похоже на голос Ларра.

— С голову, — снова повторил Кайтай и вдруг схватил Оуэна за руку и рывком втащил в каюту. Он пинком захлопнул дверь и зашептал: — Зельза! Кремень и огниво — зажги лампу. Кажется, оно нападает только в темноте!

Цыганка торопливо нашарила кремень, и масло в лампе занялось — каюта наполнилась желтоватым светом. Снаружи, с полубака, раздался третий вопль.

— Смотрите! — сказал Кайтай. Он стоял возле бюро, где хранились рукописи и шкатулка. Теперь там были только рукописи. Шкатулки на месте не было. — Череп Мирдина Велиса, — задумчиво проговорил Кайтай. — А ведь его слуга сказал, что он… не по-настоящему мертв.

— То, что выпрыгнуло… размером с человеческую голову, — отозвался Оуэн.

— Вот теперь мне по-настоящему страшно, — сказала Зельза. Она мертвенно побледнела.

Они сели, не спуская глаз с двери. Ночь приносила все новые — нехорошие — звуки, изредка слышался и топот бегущих ног. Но убежать, видимо, было невозможно: то, что преследовало людей, двигалось намного быстрее их. Один матрос почти добежал до дверей каюты, когда оно настигло его. Было слышно, как он безумно скребся о деревянные доски, а после затих.

— Сейчас я жалею, что не убил их сам, — первым из всех решился заговорить Оуэн, уже глубокой ночью, когда снаружи наступила страшная тишина. Его спутники молчали.

Прошло много времени, прежде чем небо в иллюминаторе начало сереть. Вставало солнце.

Оуэн открыл дверь на палубу, держа наготове топор. Матрос, которому почти удалось добежать до каюты, лежал в двух шагах от нее, обратив невидящий взгляд в белесое рассветное небо. Чуть поодаль лежали еще трое, в разных позах, — все они несомненно были мертвы. На полубаке не было никаких признаков жизни, только оторванная человеческая рука валялась у входа в матросский отсек.

Зато прямо по курсу, все больше проявляясь, всего в миле или двух, виднелся мыс, по форме напоминавший тот, что был описан в инструкции. Корабль шел прямо к нему, и кромка прибоя уже забелела впереди. Оуэн мгновенно оценил положение и крикнул Кайтая, успев еще вспрыгнуть на трап, ведущий на верхнюю палубу.

— Тяни этот шкот! — приказал он Кайтаю, а сам топором обрубил тросы, связывавшие руль, и схватился за него, заложив крутой поворот.