Чердак дядюшки Франсуа - [39]
Только отсчитав деньги дрожащими пальцами, Люсиль сообразила: ведь дома удивятся, зачем ей понадобилось столько экземпляров! Ах, если бы она могла поделиться с кем-нибудь из близких своей радостью. Не только радостью, но и гордостью от того, что её песни принял Париж!
Она забежала на чердак, надеясь обрадовать Катрин новой песней. Но на чердаке уже её распевали, и это ещё больше взволновало Люсиль. Вот почему теперь, покидая дядюшку Франсуа, она отправилась домой самой длинной дорогой. Ей удалось справиться с собой, и Бабетта не заметила в дочери ничего необычного, только, пожалуй, глаза её сияли больше, чем всегда.
Люсиль захотелось поговорить с Мишелем, который действовал на неё успокаивающе. Она приоткрыла дверь к нему в комнату и замерла. Навстречу ей неслись слова:
— Что ты поёшь? — сдерживая дыхание, спросила Люсиль.
— Да какую-то песенку, я слышал её на улице. А мотив такой прилипчивый, запоминающийся. Ты как будто тоже пела что-то похожее.
— Я?.. Нет! — растерянно ответила Люсиль.
— А ты знаешь, мой лазарет увеличился. Негодная кошка схватила воробышка и чуть не задушила его. Да я вовремя отнял и привёл его в чувство. И бедняге стало как будто легче. Как ты думаешь, это поправимо?
— Всё поправимо! — радостно отозвалась Люсиль и, обняв брата за плечи, пошла с ним смотреть пострадавшего от кошки воробья.
Однако лучезарное настроение Люсиль длилось недолго. Невесёлые мысли обступили её, когда она осталась одна у себя в комнате. Шаг за шагом она стала вспоминать историю своего содружества с Воклером. За темами теперь у Люсиль остановки не было: они приходили сами собой. Их рождала любая услышанная новость. И если что-нибудь из услышанного производило на неё впечатление, она тут же садилась за рояль и начинала придумывать слова, напев, аккомпанемент… Случалось, что она импровизировала так и у г-жи де Мурье, когда та бывала чем-нибудь занята сама и не требовала услуг компаньонки. Никому и в голову не приходило, что Люсиль занята сочинением песен. А как хотелось ей, при встречах с Ксавье, поведать ему об увлёкших её темах, прочитать строки, которые, казалось ей, особенно удались. Но её пугала мысль, а вдруг Ксавье скажет, как тогда говорил о театре: «Песенки хороши, но ты не должна их писать. Это не женское дело!»
Совсем недавно Люсиль предложила Воклеру:
— А почему бы нам не написать песенки о лесных пожарах?
— О лесных пожарах? Каких?
— Да разве вы не знаете, что ещё зимой в Нормандии начались лесные пожары. Только потушат один, тотчас возникает другой, ещё более сильный… Ну конечно, заподозрили, что крестьяне недовольны, что это заговор… Но местные власти, а затем и парижские, выехавшие в Нормандию, не нашли никаких нитей… Разве что только обнаружили в одном поместье, окружённом густым лесом, насмешливую записку: «Берегитесь! В среду на той неделе подожгут вашу ферму!» и подпись: «Князь Полиньяк!» Вам нравится такая тема?
— Отнюдь нет! Я категорически возражаю! Разве вы сами не понимаете? Простите мне мой каламбур, но с огнём шутки плохи! Я имею в виду, что с князем Полиньяком опасно иметь дело!
Люсиль не послушалась и всё-таки написала. Песню Вальдек ей не вернул, но не объяснил почему. Он вообще не считал нужным объяснять, почему та или иная песня печатается или отклоняется.
После этого разговора она не могла заснуть всю ночь. Её одолевали беспокойные мысли. Связав себя с Воклером обещанием не выдавать их «тайны», она потеряла доверие Ксавье. А тут ещё высокомерное отношение этого аристократа. «Хочу — одобряю песню, хочу — бракую её!» Нет, нет, надо отказаться от работы с Воклером!
Глава шестнадцатая
Мадригалы, куплеты, акростихи, сонеты…
Кто из светских молодых повес не знал лавки г-на Мильсана в Галерее Фонтанов в Пале-Рояле. Каждому из них приходилось хоть однажды прибегать к его услугам.
Ваш приятель женится — подарком его не удивишь. Цветы невесте? Конечно! Но что стоит букет, если к нему не приложено поздравительное четверостишие? А кому хочется ломать голову над сочинением нужных строк? Не проще ли забежать к Мильсану в Пале-Рояль?
Старая тётушка празднует своё семидесятилетие. От тётушки можно ждать наследства. Её племянник разлетится к ней с раннего утра, чтобы всех опередить и первым её поздравить. Коробка самых дорогих конфет пралине — что может быть лучше? Но если к конфетам прибавить четверостишие, скромное, почти благоговейное, как тётушке не умилиться, может быть, даже прослезиться? А кто же напишет лучше, чем г-н Мильсан?
А мадригалы? А куплеты, воспевающие красоту и достоинства той, за которой вы ухаживаете? Нет, нет, только г-н Мильсан!
Не думайте, что он когда-нибудь повторяется и что вы рискуете увидеть те же куплеты, что вы подарили ей, у кого-либо другого. Нет, у г-на Мильсана работает целая армия молодых поэтов. У каждого из них своя специальность: один пишет надгробные эпитафии, другой — свадебные поздравления, третий — тоже поздравления, но с получением награды или повышением в чине. Один кропает стишки чувствительные, со слезой, второй — насмешливые и остроумные, третьи — просто лирические, в которых не забыты соловьи и луна.
