Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - [48]

До появления подробных отчетов о конференции могло сложиться ложное впечатление от выступления Рузвельта в отношении предложенной стратегии, хотя его речь была результатом предварительного обсуждения. Советники президента были не просто осведомлены о сущности выступления президента, а принимали участие в разработке этой доктрины.

Уже в апреле – мае 1942 года один из подкомитетов, образованный под эгидой Государственного департамента и названный подкомитетом по проблемам безопасности, приступил к рассмотрению вопросов, которые возникнут в том случае, если вражеские государства изъявят желание прекратить военные действия. Председателем этого подкомитета стал Норман Дэвис, бывший посол по особым поручениям и доверенное лицо государственного секретаря Хэлла. Генерал Джордж У. Стрэнг и адмирал А.Дж. Хербурн (или адмирал Р.Е. Трайн) входили в подкомитет в качестве представителей армии и военно-морского флота. Соединенные Штаты вступили в войну только по той причине, что не удалось добиться безоговорочной капитуляции Германии в Первой мировой войне; это мнение занимало господствующее положение во вновь созданном подкомитете. В результате появился документ, утвержденный 21 мая, относительно того, что «при условии окончательной победы Объединенных Наций следует добиваться не перемирия, а окончательной и безоговорочной капитуляции ведущих вражеских государств, и, вероятно, с учетом Италии».

Трудно сделать какой-то конкретный вывод из этой довольно лаконичной записи. В особенности непонятно, что подкомитет подразумевал, говоря о необходимости требований политических полномочий: для капитуляции всего государства или просто для безоговорочной капитуляции армии?

В документе, озаглавленном «Сравнительный анализ проблем и методов деятельности коалиции во Второй мировой войне», представленном в сентябре 1956 года в Американскую научно-политическую ассоциацию, капитан Трейси Б. Киттредж, бывший историком Комитета начальников штабов, заявляет, что «представители Объединенного штаба рекомендовали не заключать никакого перемирия с Германией, Японией, Италией и их сателлитами до тех пор, пока они не предложат „безоговорочную капитуляцию“ их вооруженных сил». Эти рекомендации в конце декабря 1942 года были представлены президенту на рассмотрение.

Имеются свидетельства, что большинство подкомитета поддерживало курс на безоговорочную капитуляцию вооруженных сил, находясь под впечатлением прогнозов, сделанных генералом Стрэнгом, что, поскольку должно быть более двадцати союзников, желающих принять участие в выработке условий капитуляции, то в результате военные условия могут оказаться сильно ослаблены.

Судя по последующим событиям, Рузвельт признал мнение подкомитета в том виде, в каком оно было представлено Норманом Дэвисом, разумным. Но на некоторое время, в связи с отъездом Рузвельта в Касабланку, вопрос был отложен. Затем 7 января 1943 года Рузвельт проинформировал Объединенный штаб, что он собирается поддержать концепцию «безоговорочной капитуляции» как основную военную цель союзников. Похоже, что Рузвельт объяснил штабу, что собирается обсудить с Черчиллем вопросы, связанные с предоставлением Сталину совместных гарантий относительно оказания поддержки до тех пор, пока войска не войдут в Берлин, и что их единственным условием является безоговорочная капитуляция. По моим сведениям, Объединенный штаб не выражал никаких протестов в отношении такой политики; нет никаких штабных документов, подтверждающих значение и последствия этой стратегии.

В любом случае, 24 января на конференции в Касабланке, после упоминания о необходимости принятия военной программы, Рузвельт сказал: «…мир на земле может наступить только после полного уничтожения военной мощи Германии и Японии. …Уничтожение военной мощи Германии, Италии и Японии означает безоговорочную капитуляцию Германии, Италии и Японии и, значит, предоставляет обоснованные гарантии будущего мира на земле. Имеется в виду не уничтожение народов Германии, Италии или Японии, а уничтожение философии этих государств, основанной на завоевании и подчинении других народов».

По свидетельству очевидца (предположительно Гопкинса), Рузвельт до поры до времени делал вид, что не собирается заявлять об этой стратегии. Сохранились его записи по этому поводу: «Эти два французских генерала, де Голль и Жиро, доставили нам такое количество неприятностей! По-моему, заполучить их было столь же сложно, как договориться о встрече с Грантом и Ли, а тут уже началась конференция, и у нас с Уинстоном не осталось времени, чтобы подготовиться к ней, и вдруг в моей голове проскочила мысль, что они назвали Гранта „Старая безусловная капитуляция“, об этом я и сказал».

Было совершенно очевидно, исходя из заключительных слов выступления Рузвельта, что эта мысль уже какое-то время сидела у него в голове. И вполне вероятно, что когда он прибыл на конференцию, то в тот же день решил, что это стоит сделать. В сущности, все сказанное Рузвельтом содержится в его записях.

С определенной степенью достоверности, независимо от того, было ли выступление Рузвельта в Касабланке заранее обдуманным или это был экспромт, можно догадаться о причинах такого поведения президента. Во-первых, это заявление, подразумевающее, что никакие другие сделки подобного рода рассматриваться не будут, могло помочь рассеять недоверие, появившееся после заключения сделки с Дарланом, одним из наиболее неприятных представителей клики Виши. Во-вторых, оно помогло бы заверить советское правительство, что Соединенные Штаты и Великобритания собираются бороться до конца. И наконец, продемонстрировать стремление не допустить проблемы, наподобие тех, что возникли у Вудро Вильсона после окончания Первой мировой войны, когда еще до окончательной капитуляции началось обсуждение условий мира с вражескими политическими лидерами.