Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу - [13]
Это была книга, которую он должен был написать в той же степени для себя, что и для читателя, принципиально важный шаг на его жизненном и литературном пути. Погружаясь в мерзость, апатию и голод бедняка-рабочего, Оруэлл расплачивался за прежнюю колониальную жизнь. В Бирме он добровольно присоединился к европейцам-угнетателям, теперь в качестве наказания самому себе он по своей воле жил среди угнетенных Европы. «Я пришел к выводу, что это был… акт искупления за то, что он служил целям британского колониализма, проведя пять лет в Бирме офицером колониальной полиции»[138], – заметил философ А. Дж. Айер, работавший на британскую разведку к моменту знакомства с Оруэллом в Париже в конце Второй мировой войны.
Книга «Фунты лиха», опубликованная в январе 1933 г., наиболее важна как переходная работа Оруэлла, составная часть его поисков себя как писателя и наблюдателя. В ней видна некоторая неопределенность, неустойчивость тона, особенно в первой трети текста. Как многие молодые писатели, Оруэлл был склонен шокировать простыми средствами, как в сцене с изнасилованием. Другой фрагмент в начале книги свидетельствует, что он турист в мире нищеты, что он к нему не прикован. Проголодавшись, он замечает, что в стакан молока попало насекомое, и реагирует так: «Не остается ничего другого, только вылить молоко и остаться без еды»[139]. Тот, кто долго страдал от настоящего голода, а не совершал в него экскурсию, скорее всего, выловил бы жука и выпил молоко. Бедняки привычны к насекомым.
«Фунты лиха» местами превращается в мрачный путеводитель по экзотическому миру городской бедноты. Оруэлл описывает иерархическое устройство этой части пролетарской среды, проявляя тем самым неосознанный, но типично британский интерес к теме статусов[140]. В ресторане, где он работает, на вершине пирамиды стоит менеджер отеля, затем следует метрдотель, а дальше в нисходящем порядке старший официант, старший повар, заведующий персоналом, другие повара, остальные официанты, официанты-стажеры, посудомойки и горничные. Ближе к концу книги рассказчик возвращается в Англию и живет на лондонских улицах, где также замечает отчетливую кастовую систему у бродяг: «Резкая социальная граница проходит между теми, кто только попрошайничает, и теми, кто пытается как-то заработать»[141]. Самые процветающие – уличные артисты: шарманщики, акробаты и уличные художники. Ниже стоят продавцы спичек, шнурков и лаванды, певцы религиозных гимнов – прикрытие необходимо, поясняет он, потому что просить деньги за так – преступление. Как истинный автор путевых очерков, Оруэлл даже приводит словарь уличного языка, давая определение таким сленговым словам, как «трюкач», «гик» и «топотун» – последнее означает «уличный танцор»[142].
Оруэллу было всего 25 лет, когда он поехал в Париж, и недостатки книги являются ошибками молодого писателя, осваивающего ремесло. Оруэлл отличался обостренным обонянием, и временами кажется, что «Фунты лиха» посвящена зловонию отверженных, а не их страданиям или способам выживания. Во время утренней поездки в парижском метро, рассказывает он, «стиснутый напором густой толпы нос к носу с каким-нибудь отвратительным местным субъектом, дышишь отрыжкой кислого вина и чеснока»[143]. В отличие от «Дней в Бирме» нам не сообщают, отличаются ли вислобрюхостью люди, воняющие чесноком. Оруэлл был особенно чувствителен к этому запаху, фермерствуя в Марокко зимой 1939 г., он не мог пить молоко после того, как корова с его маленькой фермы наелась дикого чеснока[144]. Ему, однако, удалось использовать чеснок в готовке. Далее он пишет: «Смердящие застарелым пóтом простыни я был вынужден отодвинуть подальше от носа»[145]. В книге найдется еще восемь примеров того, как Оруэлл упоминает запахи, почти всегда отвратительные.
В этом отношении следует отметить два момента. Во-первых, болезненная чувствительность к запахам проявляется в большей части написанного Оруэллом. Во-вторых, что огорчительнее, его отпугивает запах человека. О запахах природы, пусть даже скотного двора, он отзывается почти всегда одобрительно, но всегда готов прийти в ужас от человечества.
Еще более отталкивающая особенность всей книги – привычное предубеждение автора против каждого встреченного еврея. В кофейне он примечает: «Сидевший особняком в углу еврей, уткнувшись в тарелку, жадно и виновато ел бекон»[146]. Особенно колет в этом предложении слово «уткнувшись», словно речь идет о животном. В другом месте Оруэлл вспоминает рассказ своего друга Бориса, бывшего русского офицера, о том, как ему за 15 франков предложил для сексуальных услуг собственную дочь «жуткий старый еврей, борода рыжая, как у Иуды Искариота»
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.
Эта книга о тех, кому выпала судьба быть первыми лицами московской власти в течение ХХ века — такого отчаянного, такого напряженного, такого непростого в мировой истории, в истории России и, конечно, в истории непревзойденной ее столицы — городе Москве. Авторы книги — историки, писатели и журналисты, опираясь на архивные документы, свидетельства современников, материалы из семейных архивов, дневниковые записи, стремятся восстановить в жизнеописаниях своих героев забытые эпизоды их биографий, обновить память об их делах на благо Москвы и москвичам.
Книга посвящена неутомимому исследователю природы Е. Н. Павловскому — президенту Географического общества СССР. Он совершил многочисленные экспедиции для изучения географического распространения так называемых природно-очаговых болезней человека, что является одним из важнейших разделов медицинской географии.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.