Черчилль - [32]

Пятым фактором успеха Черчилля была его риторика. Замечательно, что он стал пользоваться своим красноречием в полную силу, – что он заговорил лишь тогда, когда Гитлер замолчал. В свое время Гитлер был величайшим демагогом двадцатого столетия. Когда он фактически упразднил Версальский договор и вернул Германии статус великой державы, когда он покончил с безработицей, его риторика играла ключевую роль, сделав его самым популярным политиком в истории Германии. Однако немцы, безусловно поддержавшие кампанию по упразднению Версаля, не желали видеть, как Гитлер превращает Европу в вассала Германской империи, и менее всего они хотели быть втянутыми в мировую войну. Вступление Гитлера в Прагу в марте 1939 года стало его первым непопулярным действием. Если прежде он был «фюрером» по согласию, то отныне он держался силой и страхом. Почувствовав, что он утрачивает популярность, Гитлер прекратил взаимодействие с Рейхстагом и перестал выступать на публике. К моменту, когда Черчилль сосредоточил власть в своих руках, Гитлер «ушел в подполье», он отдавал приказы из своих многочисленных «ставок», он стал редко появляться на публике и никогда не выступал. Он превратился в отшельника, тогда как Черчилль приобрел мировую известность, не сходил со страниц газет, стал постоянным героем кинохроники: Черчилль являлся везде, куда не дотягивалась нацистская цензура.

Его риторика была адресована двум отчасти пересекающимся аудиториям: людям из Палаты общин и людям у радиоприемников. Здесь я, пожалуй, буду говорить от первого лица. Мне было двенадцать, когда Черчилль пришел к власти, хотя показывать его я умел уже лет с пяти. (Я также мог пародировать Муссолини, Сталина и Рузвельта.) Мой отец провел четыре года в окопах и потерял друзей в Дарданеллах, у него не было оснований доверять Черчиллю. Я помню, как в апреле 1940-го он сказал: «Говорят, этот парень станет премьер-министром». Но уже в мае он заговорил по-другому: «Похоже, мы должны ставить на Уинстона». К тому времени его уже называли «Уинстон». Поздней весной и летом 1940-го мы с отцом читали все его речи и регулярно слушали его по радио. Общий эффект был ошеломляющим. Я и сегодня помню все его интонации, его слова и целые предложения. Я хорошо помню два момента: после Дюнкерка и перед последней фазой проигранной битвы на континенте, он с настойчивостью призывал (это было 4 июня):

… Мы не уступим, мы не сдадимся. Мы будем сражаться во Франции, на море и океанах, мы будем биться в воздухе с удвоенными силами и верой, мы пойдем до конца. Мы будем защищать наш остров любой ценой. Мы будем сражаться на побережье. Мы будем сражаться на аэродромах. Мы будем сражаться на полях и на улицах. Мы будем сражаться в горах. Мы никогда не сдадимся.

В Палате общин Черчилль в характерной для него шутливой манере прибавил: «Мы будем драться вилами и метлами, потому что это, черт возьми, все, что мы имеем». Даже в самые тяжелые времена у него всегда наготове было несколько шуток. Он напоминал старого друга доктора Джонсона из Пемброк-колледжа: «Я пытался стать философом, но, уж не знаю как, мне всегда мешало мое жизнелюбие». Разумеется, мы не слышали того, что он говорил про вилы и метлы. Но его призыв никогда не сдаваться подействовал очень сильно. Мы в это верили, мы к этому стремились.

После капитуляции Франции он вновь произнес поразительную речь: «Так давайте же вспомним о нашем долге и будем вести себя так, чтобы и через тысячу лет британцы и жители стран Содружества могли сказать: «Это было наше лучшее время»». Люди поверили этим словам, и не только в Британии. Эти слова знали по всей Европе, их слушали и повторяли, невзирая на опасность, и им верили. Тогда же молодой археолог из Оксфорда, Стивенс, придумал обозначать слово «победа», «victory», латинской буквой V. Он провел выходные, «провозившись», как он выразился, с французскими шахтерами, и ему показалось, что французам нравится придуманный им знак, а значит и остальным он тоже понравится. Кодовые позывные азбуки Морзе, три точки и тире, повторяли первые ноты Пятой симфонии Бетховена. ВВС сделало этот знак популярным. Черчилль принял его с готовностью и энтузиазмом и повсюду его использовал, – он посещал военные части и руины городов, одной рукой он показывал V, а в другой зажимал толстую сигару и большую шляпу-котелок. Итак, первой победой Британии в этой войне, стала победа риторики и символики. И то и другое – на совести Черчилля.

Шестым фактором стало осознание Черчиллем значения авиации и возможностей, которые она открывала. За то время после Первой мировой войны, что он возглавлял военное министерство и курировал авиацию, Королевский флот стал самой мощной в мире воздушной армией. И пусть в 20-х – начале 30-х авиацией стали пренебрегать, но научные исследования и конструкторские разработки оставались на высоком уровне: Линдеманн представил Черчиллю разработки Роберта Уотсон-Уатта по созданию радара и Фрэнка Уиттла – по реактивному двигателю, и к началу войны британские самолеты были гораздо современнее германских. Когда Черчилль пришел к власти, Британия и Германия производили равное количество самолетов. Он назначил Бивербрука министром авиационной промышленности и велел ему поддать жару. К концу года Британия превзошла Германию по производству военных самолетов, истребителей и бомбардировщиков, – как по качеству, так и по количеству. Аналогичная история была с подготовкой летных экипажей. Тем временем, по всей территории южной Англии устанавливались радиолокационные станции. Впервые за время войны было достигнуто технологическое превосходство Британии, и как Черчилль, так и Бивербрук использовали все имевшиеся в их распоряжении ресурсы для удержания и укрепления такого положения. Результаты не заставили себя ждать. Когда Гитлер и Геринг, командующий Люфтваффе, в конце июня атаковали Британию с воздуха, используя базы на юго-западе Франции и Бельгии, Королевские ВВС были в полной боевой готовности. Первостепенной задачей Люфтваффе стало уничтожение аэродромов на юге страны. Если бы эта цель была достигнута, нет никаких сомнений, что вторжение со стороны моря привело бы к созданию укрепленных немецких плацдармов в Кенте и Суссексе. После чего перспективы Британии выглядели бы плачевно. Однако королевская авиация успешно защитила аэродромы, немцы понесли значительные потери – в соотношении три к одному. Более того, большинство немецких летчиков были убиты или взяты в плен, в то время как британские пилоты выпрыгивали с парашютом на безопасной территории. В течение июля и августа возрастающее превосходство было на стороне Британии, и все больше боевых самолетов и экипажей присоединялись к антигитлеровской коалиции. К середине сентября битва за Британию была выиграна. Характерным свидетельством поражения Германии стали ночные бомбардировки британских городов. Это привело к ощутимым потерям среди мирного населения, но переход от труднопоражаемых целей к открытым был стратегически выгоден для Черчилля. Уже 20 августа он почувствовал приближение победы и доложил об этом Палате общин в знаменитой речи, посвященной пилотам Королевских ВВС: «Никогда еще за всю историю войн столь многие не были так обязаны столь немногим».