Чем я хуже? - [24]

Ну да, отменить ничего нельзя. И что теперь делать «Нефедову»? Спокойно научиться водить полуторку? Без сомнения, это должно у него получиться, чи, не машина, растудыть ее; немного практики — и покатит в его молодых руках, тем более, имеющих мышечную память, как миленькая. А дальше? Наблюдать, скрывая знания и переживания от окружающих, как Европа, а потом и Советский Союз неудержимо катятся в безумную пропасть? Естественно, быть мобилизованным в действующую армию уже летом 41-го и с большой степенью вероятности погибнуть или остаться покалеченным в этой кровавой мясорубке?

Другой вариант, спасительный, но подленький: завербоваться шофером годика за пол перед войной на какую-нибудь комсомольскую стройку за Урал или в Среднюю Азию; переехать туда вместе с Клавой, а не захочет она бросать свой институт — и одному; устроить себе уже там какое-нибудь членовредительство, с которым в армию не берут даже в военное время; перейти на другую работу, скажем в слесаря и — элементарно выжить. Еще можно заранее потихоньку закупиться консервами, крупами, сахаром, солью, мылом и всем прочим, что в войну резко пропадает и увеличивает свою ценность — и в материальном и бытовом плане особо не страдать. М-мать! И как только такая подленькая гнилая мерзопакость в голову лезет…

Есть ведь еще и третий вариант: используя свои знания в истории, оружии и технике, попытаться помочь своей стране и, как это не пафосно звучит, советскому народу, выйти из этого ада с меньшими потерями и разрушениями. Правда, при таком варианте есть шанс ему самому (если не поверят) сгинуть досрочно и в муках в тюрьме НКВД или в лагере в качестве шпиона той же Германии, Англии или даже какого-нибудь Гондураса. Но! Если все же удастся убедить в своей правоте, если прислушаются к его знаниям, если повернется по-другому ход войны и при этом будут спасены многие людские жизни… Десятки, сотни тысяч, а может, чем черт не шутит и миллионы не убитых на той войне кровавой… Надо попробовать… Отсидеться за Уралом — это ж себя до конца жизни не уважать. А рискнуть своей жизнью? Да это ж просто пустяк. Чем тут дорожить? Все равно, когда-то помирать придется (правда, как и каждому нормальному человеку, хочется это сделать как можно позже). Сколько двадцатилетних в ту войну было, которые сознательно и добровольно жизнь отдавали за товарищей своих или просто ради уничтожения лишнего врага и приближения Победы. И чем я хуже? Тем, что родился после войны и это время вовсе и не мое — я случайно здесь очутился? Пусть предки сами со своими проблемами разбираются? Так что ли? Нет! Врешь! Это и мое время! И моя эпоха! Я внук своих собственных дедов! Ничего, что один из них, тот, что на паровозостроительном сейчас в создании тридцатьчетверки участвует, на фронте не воевал, а танки на эвакуированном в Нижний Тагил заводе производил. Зато на второго, со стороны отца, пришла в 1943 году похоронка из деревни Гусевки, что в Людиновском районе Орловской области. Чем он был лучше меня? Он что, не хотел жить?

Так, растудыть мои сомнения. Решено! Тут даже думать больше нечего. Первый вариант — глупый, второй — подлый. Останавливаемся на третьем. Теперь нужно только хорошенько обдумать, куда именно обращаться и как убедить недоверчивые органы в своей правдивости…

Алексей Валентинович аккуратно сложил прочитанные газеты на скамейку и, устало прикрыв глаза, откинулся на покатую деревянную спинку — подумать. Теперь он прикидывал и перебирал планы, как ему убедить энкавэдэшников, что в тело малообразованного шофера Нефедова переселился разум много чего знающего потомка. Убедить и при этом не попасть ни в сумасшедший дом, ни в разряд шпионов. У него уже вчерне наметился план ближайших действий, когда от раздумий его отвлекло наигранное покашливание остановившегося напротив мужчины. Максимов недовольно открыл глаза.

— Гражданин, с вами все в порядке? — козырнул стоящий перед ним молоденький в белой гимнастерке, белом фетровом шлеме и обширных серых галифе, над зеркально надраенными сапогами, милиционер с двумя поперечными нашивками и маленьким эмалевым гербом СССР на бирюзовых петлицах.

— Да, — кивнул Алексей Валентинович, — я просто задумался.

— Отделенный командир милиции Петренко. Документики ваши предъявите. Будьте так любезны, — вежливо попросил милиционер.

— Да-да, конечно, — опять кивнул Алексей Валентинович и достал из кармана заводской пропуск и шоферское удостоверение. — Пожалуйста.

— Та-ак, — протянул милиционер, ознакомившись и придирчиво сличив фотографии с оригиналом. — А почему, гражданин Нефедов, вы в рабочее время на лавочке в парке прохлаждаетесь?

— Товарищ отделенный командир милиции, вот сюда гляньте, пожалуйста, — он показал пальцем на свой забинтованный под кепкой лоб. — Видите? Это я в автомобильную аварию позавчера попал. Сейчас нахожусь на больничном. В себя прихожу и выздоравливаю.

— Это ваши газеты? — въедливый отделенный кивнул на лежащую пачку.

— Мои, — согласился Алексей Валентинович.

— А зачем вам столько?

— В смысле?

— Дайте посмотреть, — милиционер протянул руку.

— Да, пожалуйста, смотрите, можете даже взять почитать, мне не жалко, — Алексей Валентинович подал газеты, — я их уже прочел.