Челюсти пираньи - [24]

Эрнест не торопился начинать разговор. Вернее разговор он вел, но только с самим собой, я видел это по тому, как чуть ли не ежесекундно менялось выражение его лица. Он был из той породы людей, у которых по лицу всегда можно узнать, что происходит в их душе. Эрнест же судя по всему наливался яростью. Наконец достигнув требуемой кондиции, он поднял голову и в упор взглянул на меня.

— Что будем дальше делать? — спросил он.

— В каком смысле? — искренне удивился я, так как, в самом деле, не совсем понимал, что он имеет в виду.

— Делаете вид, что не догадываетесь, — усмехнулся Эрнест. — Двое мужчин и одна женщина — классический треугольник.

— Ах, вот вы о чем. Должен сказать, никакой геометрический фигуры в виде треугольника нет, я всего лишь скромный служащий, который выполняет свою работу.

— Зря ты ввязался в эту историю, — вдруг перешел он на ты. — Она тебе не по зубам.

— Ты что мой дантист, знаешь, какие у меня зубы, — перешел в ответ на ты и я.

— А ты юморной, — не то в качестве одобрения, не то осуждения произнес Эрнест. — Но скоро тебе будет не до юмора. Я тоже когда-то тут шутил. Но потом перестал.

— Объясни, что может повлиять на мое чувство юмора?

— Многое. Например, я.

Это была уже открытая угроза. Нельзя сказать, что она привела меня в трепет, но и не обрадовала. Среди прочих действующих лиц этой драмы, Эрнест не был самым опасным, но, как я предполагал, он был самым неуправляемым или, наоборот, самым управляемым другими. И вот это-то и сулило неприятности.

— Слушай, давай поговорим по-мужски, — вдруг другим тоном предложил Эрнест.

— Давай поговорим, — согласился я.

— Только прежде чего-нибудь тяпнем. Ты как?

— У меня ничего нет.

Эрнест с некоторой долей презрения осмотрел комнату, затем вдруг сунул руку в карман пиджака и извлек оттуда плоскую бутылку коньяка.

— Тара-то хоть какая-то имеется?

Ситуация с тарой было более благополучной, я достал два стакана, в которые Эрнест плеснул коньяка. Мне не очень хотелось пить, особенно с таким собутыльником, но я подумал, что алкоголь развяжет ему язык, и я лучше узнаю, что у него на уме. Хотя вряд ли там есть что-то уж слишком оригинальное или толковое.

Мы выпили без тоста, Эрнест с явным сожалением посмотрел на опустевший стакан. Но наполнить его больше было нечем.

— Не встревай ты в это дело, — повторил Эрнест свой тезис.

— Я уже встрял, — в тон ответил ему я.

— Ну и дурак. Очень скоро пожалеешь.

Я уже пожалел, мысленно произнес я. Вслух же сказал:

— Послушай, пожалею я или нет, тебе-то что? Вряд ли моя судьба вызывает у тебя озабоченность.

— Да плевал я на тебя, кто ты такой? Кем ты там до недавнего времени был? Милицейской букашкой?

— Я был частным детективом, запомни это, пожалуйста.

Эрнест как-то странно посмотрел на меня.

— А, какая к черту разница! Я о другом хочу тебе сказать: не клейся к ней, держись от нее подальше. Она моя и только моя. Ты меня понял?

— Это сделать не так уж сложно, твои мысли не блещут сложностью, их бы понял и ребенок. — Я чувствовал, что Эрнест все больше раздражает меня, таких типов я никогда не любил, они полагают, что весь мир должен лежать у их ног только потому, что природа наделила их кого красотой, кого некоторыми способностями или везением. Но это не мешает им быть самыми настоящими ничтожествами.

— Слушай, давай замнем этот разговор, — предложил я. — Я ни к кому не клеюсь, ты же делаешь все, чтобы отдалить ее от себя. А теперь приходишь сюда и я так понимаю, хочешь обвинить в своих неладах с женой меня. Но я появился тут всего два дня назад.

— А где гарантия, что вы раньше не снюхались, может быть, вы любовники уже три года?

Значит, их нелады длятся три года, отметил я. Но несмотря на такой длительный срок, они все еще не расстались.

— Гарантий никаких нет, но ты сам не веришь в то, что говоришь. Вместо того, чтобы выяснять наши отношения, которых на самом деле нет, ты бы лучше занялся собой. Каждый день напиваться как свинья, а потом на что-то надеяться — так вести себя может только законченный идиот.

— Но ты! — вскинулся Эрнест.

В его глазах я прочел сильное желание наброситься на меня, но, по-видимому, он помнил предыдущую нашу схватку, и это воспоминание несколько усмиряло его необузданный пыл необъезженной лошади. Правда у меня не было уверенности, что его выдержки хватит надолго.

— Знаешь, мне твоя рожа не понравилась с первого раза. Я сразу раскусил тебя, ты из тех, кто любит совать нос в чужие дела.

— Совать нос в чужие дела — это моя профессия. Но только учти, я это делаю по просьбе самих людей. Твоя жена не чувствует себя в безопасности, а ты вместо того, чтобы как-то успокоить ее, быть ей опорой, только делаешь ее жизнь еще более несносной.

Эрнест с откровенной ненавистью взглянул на меня; судя по всему, он был из той породы людей, которые не выносят правду о себе, а те, кто ее им говорят, становятся их злейшими врагами. Ну вот, безрадостно констатировал я, он мне никогда не простит этих моих слов. А судя по злому блеску его глаз, он человек мстительный, от него можно ожидать любую пакость.

— Ладно, — сказал Эрнест, — будем считать, что поговорили. Но учти, если что замечу, тебе это так не сойдет с рук. Ты меня еще плохо знаешь, у меня есть возможность доказать тебе, что мои угрозы — вовсе не пустые слова.