Человеку нужен лебедь - [43]
Для многих целинная степь однообразна, безжизненна и скучна. Алексею Баратову она нравилась. Ранней весной ночью земля стучит, клеклая от мороза, а в полдень, пригретая большим степным солнцем, запарит, и с поднебесья грянут песни, гимн весне, небу, земным просторам. Это вещевременники, вещуны времени хлебороба — жаворонки. Запоют они, и разбуженная ими земля заглазеет на мир подснежниками-солнцами, красными зрачками — тюльпанами. Потом в одночасье, не заметишь как, полыхнут желтыми пожарищами травостои сурепки, а перекати-поле зальют голубым половодьем низины. После них пойдут гулять по степи радуги и запахи цветущих трав. В развал лета настой из донника, чабреца и желтой ромашки с горчинкой от полыни и чернобыла на сенокосах. Останутся эти земные пряности на всю долгую зиму в скирдах, стогах и прикладках во дворах, у ферм, в завьюженной степи. Весной черными строчками прошивают голубое небо скворцы-пересмешники, чего только не умеют: петь, как зяблик, звать по-перепелиному, кричать галкой, свистеть куликом, вдруг закудахтать курицей, зашипеть, как самка-иволга. Осенью, с августа и до белых мух, над равнинами сизыми тучами носятся станицы и караваны перелетных, разноголосьем будоража тихое небо и безмолвную землю. Летом в дремучих травах охраняют птенцов сильные дрофички-мамы, в редких зарослях тамариска стерегут гнезда стрепета и куропатки, в мелкотравье сзывают перепелицы своих подлетков. До сенокоса зайцы бродят по травам, после уходят в кустарники, где еще по-щенячьи тявкают лисята. И всегда над степью величаво царят просторнокрылые древние орлы. Разнолика целина — рассветы горят над нею непохожие друг на друга, закаты потухают по-разному, даже луна каждую ночь новая, невиданная раньше и такая, какой больше никогда не будет.
Алексей Баратов смотрел на одно из чудес природы.
Косые низкие лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь вершины сосен, густыми потоками и ручьями текли к земле, расцвечивая все на своем пути. Зеленые иголки лохматых веток хвои то светились желтым пламенем, то блестели сизой воронью. Прямые стволы отливали бронзой с прозеленью, а по пышному рыжему насту то там, то здесь вспыхивали сине-радужные блики. Светлые потоки ручья протекали сквозь вершины то в одном, то в другом месте, и сосновый островок менял, будто за маревом, очертания.
— Смотри, смотри, сейчас, — взволнованно прошептал себе Баратов.
Вверху поток воздуха поколебал тонкоствольную сосенку, она отклонила легкую вершинку, и целая река света полилась в затененный до сих пор уголок. У самой земли она щедро затопила две близко и строго параллельно растущие сосенки, замедлила течение.
Когда густая тень растаяла, среди прямых стволов увиделась… «лира»! Проклюнув землю, сосны рядом появились на свет. Прижавшись, потянулись к солнцу, но неведомые силы природы заставили их круто отклониться в противоположные стороны, описать строгие полудуги, вновь сойтись вместе и тянуться вверх, тесно прижавшись. Заполненная солнечными лучами, как тончайшими струнами, «лира» словно запела. Показалось, что по лесу зазвучали волнующие тихие аккорды кобзаря, от которых на душе становится покойно и светло, печально и радостно.
НЕТРОНУТАЯ ТИШИНА
Старожилу Донецкого края есть чем гордиться перед настоящим знатоком природы. В Славянске — знаменитые лечебные грязи и отчаянно соленое озеро Рапное; недалеко от Буденновки-Азовской с весны до осени беспрерывно в цвету никогда не паханная типчаково-ковыльная Хомутовская степь; в Святогорске высятся на меловых кручах Северского Донца стройные тридцатиметровые сосны, сохранившиеся здесь еще с мелового периода жизни Земли; в окрестностях Артемовска — в соляных пластах толщиной в шестьдесят метров — огромные пещеры; в Володарском районе — заповедник Каменные могилы.
Каменные могилы… В расщелинах скал — папоротники и… розовые скворцы. Горы в степи. Горы, которые стоят вот уже миллионы лет! Они старше Кавказа, Карпат и европейских Альп.
Каменные могилы… Километров за двадцать, а в ясный день и за все сорок, в знойном мареве вылинявшего от степного солнца горизонта видятся их очертания. Красиво и тревожно это сочетание: степь ровная и от этого неоглядная взору — и вдруг одиноким островом массивные горы с островерхими вершинами. Из далекой дали они напоминают курганы…
В приазовских и донецких степях вообще немало курганов. Иные еще в дикой, первозданной красоте: заросли никогда не кошенными травами, на них полынь, словцо седина старца, не редкость на их вершинах ковыль, а на склонах — густ и могуч чернобыл, в пояс желтый донник и непролазен типчак. Особенно стары курганы, на которых, будто широко расставив ноги, утвердились мачты высоковольтных электролиний или выбежали на них ажурные тригонометрические вышки. Стоят они, курганы, дикостью своей напоминая о чеховской степи, о Запорожской Сечи и землях скифов. Когда-то, это еще помнят старики, на них высились суровые каменные «бабы» — сейчас в степи их не встретишь, и лишь обильны они в греческих селах в районе Малого Янисоля, где они стоят будто сторожами у калиток и приспособлены вместо лавочек для вечерних посиделок.
