Человек в витрине - [70]

Гунарстранна пошел дальше по оживленной улице Лилле Гренсен, повернул на Акергата и, перейдя площадь перед зданием парламента, зашел в кафе «Юстисен». Там он не спеша выпил чашку кофе, прочел два таблоида и послушал глубокомысленные разговоры завсегдатаев. За столик у окна, крякнув, сел какой-то бродяга. Судя по всему, недавно он побывал в ночлежке Армии спасения, где его помыли, постригли и приодели. Очень хорошенькая официантка принесла бродяге пиво, картошку и яичницу.

— Роджер, ты руки помыл? — сурово, по-матерински спросила она.

— Я чист, как филадельфийский пятидесятник, — вздохнул в ответ Роджер и набросился на еду и пиво.

Гунарстранна вышел улыбаясь. На улице уже темнело; он зашагал по Стургата к трамвайной остановке. Он собирался навестить Гро Хеге Вюллер.

Когда он представился ей в домофоне, она ответила не сразу. В конце концов запирающий механизм зажужжал, и он вошел. Поднимаясь по лестнице, Гунарстранна нечаянно лягнул металлические перила — они глухо зазвенели. Ему показалось, что хозяйка совсем не удивилась его приходу.

— Так и думала, что вы вернетесь, — сказала она, пропуская его в прихожую.

Гунарстранна вошел и огляделся. Гро Хеге Вюллер снимала однокомнатную квартиру; судя по всему, ее сдавали молодым людям, которые находились в стесненных обстоятельствах. Прежде просторные апартаменты поделили на несколько квартир похуже. Во всяком случае, жилье, которое предоставили Гро Хеге Вюллер, раньше было людской или кладовкой. Комнату примерно в тридцать квадратных метров с высоким потолком превратили в двухъярусное жилье. Второй ярус состоял из антресолей, где Гро Хеге устроила спальню. Над зоной отдыха, состоящей из дивана и кресла, она повесила какие-то красные тряпки. За ними на антресолях виднелись подушки и одеяла. На батарее под окном сохли три пары трусиков и черные колготки.

Она стояла у двери и мерила его оценивающим взглядом. Сегодня она была в линялых джинсах в обтяжку. Джинсы с низкой талией открывали глубокий пупок, украшенный пирсингом — жемчужиной в серебряной оправе.

Инспектор Гунарстранна сел в кресло, не дожидаясь приглашения. На столе стоял переносной телевизор диагональю десять дюймов с выдвижной антенной.

— Когда вы в последний раз видели Рейдара Фольке-Есперсена? — тихо спросил он.

— Накануне его смерти.

— В четверг или в пятницу?

— В пятницу, тринадцатого января.

Они посмотрели друг другу в глаза. Так как Гро Хеге не отвела взгляда, Гунарстранна воздержался от замечаний по поводу ее ответа.

— Какова была цель вашей встречи?

— Работа.

— Вы работали на него раньше?

— Да.

— В офисе?

— Нет.

Гунарстранна ждал.

— Мы с ним встречались раз в месяц. Как правило, о времени договаривались заранее, — продолжала Гро Хеге, опускаясь на диван под низкими антресолями. — Я приезжала в Энсьё, на улице Бертрана Нарвесена. — Она поджала под себя ногу.

— Вы оба пили херес, — заметил Гунарстранна.

— Да. Я пила херес и слушала Шуберта.

— В этом и заключалась ваша работа?

— Она стоила две тысячи крон. Часовой ангажемент. — Гро Хеге картинно взмахнула рукой и закатила глаза. — Как вы, наверное, понимаете, мне нужны деньги.

— Вы занимаетесь проституцией?

Она вздохнула и с серьезным видом покачала головой. Видимо, его вопрос она сочла дурацким.

— Нет, проституцией я не занимаюсь. Такое мне и в голову не приходило!

— Исполняете стриптиз?

Гро Хеге наградила инспектора презрительным взглядом и опять покачала головой:

— Неужели я выгляжу такой дешевкой?

Вместо ответа, Гунарстранна спросил:

— Ну а чем же вы занимаетесь?

— Я актриса. Играю в спектаклях. — Заметив, как удивился инспектор, она улыбнулась. — Фольке платил мне за то, чтобы я исполнила роль в сочиненной и поставленной им пьесе. Фольке никогда не пытался со мной заигрывать. Ни разу!

— Почему вы называете его «Фольке»? — поинтересовался Гунарстранна.

— Сама не знаю. «Рейдар» мне не нравится. «Рейдар» звучит глупо.

— Давно вы этим занимаетесь?

— Чем — этим?

— Играете, так сказать, в ролевые игры.

— Полтора года.

— Что за человек был Фольке-Есперсен? — спросил Гунарстранна.

Прежде чем ответить, она задумалась и наконец ответила:

— Милый. Порядочный… Старый… и импотент, в чем он признался безо всякого смущения. Мы с ним постепенно очень сблизились, каждый раз исполняя одни и те же роли. Но в физическом смысле он сближаться со мной не хотел.

— А вы?

— Не знаю, — ответила она, скрестив руки на груди и чуть подавшись вперед. Немного подумав, она продолжала: — Мне кажется, чувства, которые мы питали друг к другу, можно назвать… в определенном смысле любовью. — Говоря, она по-прежнему смотрела куда-то вдаль. — Точнее, бледным подобием любви. Мы снова и снова играли одну и ту же пьесу в его кабинете. Представление продолжалось час-полтора с интервалом в несколько недель.

Гро Хеге замолчала, но Гунарстранна понимал, что она еще не закончила.

— Он был очень… он много знал, мне нравились его чувство юмора, любовь к недосказанности, и еще…

Она осеклась.

— Что еще? — спросил инспектор.

— И еще он был очарован мною. Да, вот что важно: он был очарован мною.

Некоторое время оба молчали.

— Он был хороший, — продолжала Хеге. — Всегда хорошо выглядел. От него приятно пахло кофе, сигаретами и… в общем, такой специфический запах… — Губы у нее дрогнули.