Человек в стене - [66]

Однако он все равно думал, что справится. От дома до магазина на углу было всего пятьдесят метров. Так говорила мать, но сам он никогда там не бывал. Он двинулся в ту сторону, но чувствовал себя все незащищеннее, и каждый шаг словно бы грозил все большей и большей опасностью. Небо было таким высоким, таким огромным и безграничным, а вокруг — ничего, что защищало бы от него. Разве оно не может в любой момент обрушиться вниз? И раздавить его? Ничто не связывало Вэ с землей, и при отсутствии крыши над головой существовал риск, что его просто-напросто утянет в открытый космос. Бесконечный космос, непостижимо громадный, непонятный. Ему вдруг показалось, что его поднимает над землей, несет над крышами и он летит, как надутый гелием воздушный шарик, взмывая все выше и выше к облакам.

Он очнулся на тротуаре. Возле него присела какая-то женщина. Ее теплая рука касалась его шеи, а сама она наклонилась близко-близко к лицу Вэ. Он пришел в ужас. Женщина будто бы проникала к нему вовнутрь, выталкивая его самого куда-то под облака. Она может захватить его тело, поймать в ловушку душу, контролировать и использовать его. Он резко сел, оттолкнул женщину и бросился обратно в дом. Ему удалось незамеченным проскользнуть в свою квартиру.

С того дня Вэ ни разу не выходил на улицу. При одном воспоминании о той женщине ему делалось дурно.

Пока мать была жива и в себе, она всегда решала вопросы такого рода. От этой мысли в нем проснулось страстное желание, чтобы все стало как прежде, но он не жалел, что покинул свою старую квартиру.

Выбора у него все равно не было. Его нашли бы, и тогда все всплыло бы наружу.

Приняв решение, он сразу начал действовать. Дождался, пока в доме станет тихо, и отправился в подвал. В запертой комнате у прачечной, где раньше находился бельевой каток, теперь был склад стройматериалов. Их он заказывал в фирме, у представителя которой имелся ключ от подвала. Благодаря этому у него был запас бруса, утеплителя, гипрока, саморезов, шпаклевки и краски.

Он работал методично; по сути, такую работу он мог бы делать даже во сне. Подходящее место, задняя стена квартиры, было давно выбрано. Сидя у безжизненного тела матери, он ждал десяти часов утра, времени, когда большинство жильцов уходили на работу. Потом приступал к делу, планируя время так, чтобы к их возвращению самые шумные работы были закончены, а мусор убран.

Вэ воплотил свой замысел всего за несколько дней. Доски были на своих местах, покрытые сверху гипроком, а свободное пространство он заполнил изолирующим материалом. Вэ понимал, что, когда он будет пробивать в стене выход к главному коридору лабиринта, не избежать шума и сквозняка. Он также отвел в сторону вентиляционный канал, чтобы не отрезать квартиру от потока воздуха, зашпаклевал гипрок, покрыл его краской и приколотил плинтус. Он даже перекрасил остальные стены, чтобы они стали того же оттенка, что и новая. Крышки лючков крепились саморезами и болтами.

Вся конструкция была идеально замаскирована. Наверняка никто ничего не заметит. Он гордился собой и хотел бы показать новую стенку маме, но она уже не могла оценить результат его трудов.

На четвертый вечер после окончания работ он собрал свои вещи. Их было совсем немного. Коробки со своей детской одеждой и игрушками он сложил в чулан на чердаке.

Три сумки он отнес в главный проход на втором этаже, туда, где было больше всего места. Там же он повесил несколько фотографий: одну — Джима, тогда ученика плотника Ларрсона, и две, снятые во время семейных вылазок на меловой карьер. Еще Вэ нашел собственные младенческие фотографии. На них он выглядел невероятно, почти до прозрачности бледным. Его серые глаза мерцали в темноте.

Вэ некоторое время постоял у кровати, глядя на тело матери, а потом проверил, не осталось ли в квартире каких-нибудь его следов.

Суть была в том, чтобы не позволить себя обнаружить. Если кто-нибудь узнает о его существовании, его заставят объединиться с остальными, стать частью того огромного, странного, чего он не понимал. Частью гигантского, внушающего ужас мира.

* * *

Струйки дождя барабанили по окну и стекали к карнизу. Альва наблюдала, как капли ползут по стеклу, а потом сливаются с другими каплями и исчезают.

Ей было убийственно скучно. Она весь день просидела тут, глядя на дождь. Снег на крыше растаял, в садике по колено стояла талая вода пополам со льдом. Время было уже довольно позднее, поэтому Альва надела пижаму, но и спать тоже не тянуло. Будь это летняя гроза, небо иногда освещали бы вспышки молний, но сейчас его всего лишь затягивали черные тяжелые тучи. Ничего не происходило, совсем ничегошеньки. И ничто больше не радовало.

— Раз ты скучаешь, почему бы тебе не постучаться к Фриде? — спросила ее Ванья. Она совершенно ничего не понимает! Фрида вовсе не тот человек, в обществе которого можно воспрянуть духом. Да еще и часы словно бы остановились.

Альва ненавидела Ванью и все то, что, по мнению матери, было лучше всего для семьи. Ванья отказывалась говорить о папе. Альва до сих пор не получала от него вестей, и бабушка больше не пыталась вступить в контакт. Альва уже начала подумывать, не были ли стуки в стене всего лишь ее выдумкой. Мысли вернулись к ритуалу, не давшему желаемого эффекта, и крысе, которую она напрасно убила.