Человек в пустой квартире - [6]

— Знаете, Юлия Сергеевна, это ваше дело уже сейчас можно считать нашумевшим.

— Нашумевшим в каком смысле?

— В том, что мне только что звонили из УКГБ. Кажется, у вас с ними есть общие фигуранты. Причем очень серьезные фигуранты.

— Интересно.

— Им тоже интересно. Собственно, поэтому я и пригласил вас к себе. Мне звонил начальник отдела УКГБ полковник Сергей Кононович Красильщиков, ну и… выразил горячее желание с вами пообщаться. Причем пообщаться как можно скорей. Вы как?

— Н-ну… пожалуйста. Пусть приезжают.

— Видите ли, Юлия Сергеевна, — Теплов замялся. — Я понимаю, гора не должна идти к Магомету, дело ведете вы, и все такое прочее, но у них там вроде собрался целый синклит, они обещают носить вас на руках, выдать вам массу ценных сведений. Короче, внизу вас уже ждет машина, черная «Волга».

Вообще этика и правила ведения дела обязывают всех, кто имеет к нему отношение, не вызывать следователя к себе, а самому являться сюда, в прокуратуру. Помедлив, я спросила:

— Вы хотите сказать, я должна поехать о УКГБ?

— Н-ну… если вам не трудно.

Ладно, подумала я, иногда можно и отступить от правил.

Спустившись вниз, я действительно увидела черную «Волгу» УКГБ. Услышав мою фамилию, водитель тут же подтвердил, что ждет именно меня, и без лишних слов отвез в «серый дом» на Литейный.

Поднявшись на третий этаж в здании УКГБ, я вошла в указанный в пропуске кабинет. Сидящие за большим столом трое мужчин при моем появлении встали и, как только я протянула им руку, представились по очереди.

Первым назвал себя начальник отдела Сергей Кононович Красильщиков; насколько я поняла, по должности он в этой группе был старшим. Выглядел Красильщиков лет на сорок, был крепок, мускулист, моложав. Единственное, что вносило в его облик диссонанс, — очки с большой диоптрией, которые он то и дело поправлял средним пальцем. Второй, представившийся полковником госбезопасности Русиновым, позже, при разговоре я узнала, что его зовут Владимир Анатольевич, выглядел несколько старше Красильщикова. Русинов был среднего роста, с блеклыми, спрятанными в веках голубыми глазами, сединой и курносым носом. Но, несмотря на эту прозаическую внешность, мне показалось, что в этом человеке есть что-то глубоко спрятанное. Он наверняка женат и, вообще, в личном плане у него все в порядке. Усмехнувшись этим банальным, чисто женским рассуждениям, приказала себе: не отвлекайся. Третий, представившийся майором Игнатьевым, был полным, невысоким блондином; судя по его отлично сшитому костюму и со вкусом подобранному галстуку, он был не лишен щегольства. После того как я села, Красильщиков сказал:

— Юлия Сергеевна, прежде всего от всей нашей троицы прошу у вас прощения за то, что мы почти силой притащили вас к нам.

— Сергей Кононович, о чем вы. Делаем одно дело.

— Именно. Да и потом, посмотрите, — Красильщиков кивнул на несколько ящиков, набитых видеокассетами. — Все эти материалы, насколько я понимаю, могут иметь самое прямое отношение к вашему делу. Везти их к вам, согласитесь, было бы несколько громоздко. Значит, вы нас прощаете?

— Конечно.

— Спасибо. Теперь к делу. Вы случайно не слышали о так называемой фирме «Поддельный Фаберже»? У нас, в Ленинграде?

— Краем уха. Насколько я понимаю, это то самое дело, по которому задержано около двадцати человек? Но большинство в бегах? Правильно?

— Правильно. Значит, вы должны были слышать и о чуть более ранних делах. Например, о таинственно пропавших коллекциях живописи недавно умерших Корнелина и Гродненского. Одиноких пенсионеров, их наследником должно было стать государство.

Конечно, об этих пропажах я слышала, поскольку коллекции оценивались в какие-то астрономические суммы. И знала, что этими нашумевшими делами, которые в ленинградских правоохранительных органах условно называются «антикварной группой дел», занимаются в нашем городе на самом высшем уровне. Но Красильщикову я лишь сказала скромно:

— Слышала, но опять по тому же принципу: было что-то где-то. Не больше.

— Надо бы упомянуть о взломе музея города, — тихо сказал молчавший до этого Игнатьев. — И похищении коллекции картин, фарфора и антиквариата Пинегина, за месяц до этого конфискованной у него в пользу государства.

— Наверняка Юлия Сергеевна слышала и об этом, — сказал Красильщиков. — Ведь дело о конфискации опротестовано нашей прокуратурой.

— Да, я знаю, эта конфискация была проведена незаконно, — подтвердила я. — Причем Пинегина успели поставить об этом в известность, так что вряд ли он причастен к похищению.

— Ладно, не будем морочить Юлии Сергеевне голову деталями, — вступил в разговор Русинов. — Сергей Кононович, может быть, покажем нашей гостье кое-что из материалов?

— Охотно. — Вставив в видеомагнитофон одну из кассет, Красильщиков нажал кнопку. На экране возникло изображение стоящих на столе изделий из старинного фарфора; фарфор сменился тесно составленными антикварными мелочами, антиквариат — золотыми украшениями, судя по виду, весьма древнего происхождения, украшения, в свою очередь, — монетами, монеты — картинами. По мере того как сменялось изображение, Красильщиков давал короткие пояснения: — Это коллекция петровского фарфора, из собрания императорской семьи… Это антикварные изделия фирмы Фаберже… Это подлинный Фаберже… Это поддельный… Новгородские золотые украшения, найденные при раскопках и похищенные из Эрмитажа… Китайские резные фигурки из амальголита, тринадцатый век… Китайская перегородчатая эмаль того же времени… Нидерландские дукаты русского производства первых лет чеканки… А это живопись, вся из частных коллекций и запасников… Здесь лишь небольшая часть похищенных полотен, то, что удалось пока обнаружить… — Выключая магнитофон: — Как, Юлия Сергеевна, впечатляет?