Человек в поисках себя - [58]

Эти наблюдения состоят в том, что люди религиозного воспитания склонны, во-первых, чаще других проявлять пылкость, когда дело доходит до изменения себя и собственной жизни. Но, во-вторых, они склонны к одной особенной установке, которую я бы назвал «священное право на заботу». Очевидно, что эти склонности исключают друг друга. Они параллельны двум противоречивым аспектам религии, о которых мы говорили выше и еще скажем в настоящей главе. Первая установка – живейший интерес к поиску решения своих проблем – не требует разъяснения. Она соответствует присущей личности уверенности в том, что жизнь наделена смыслом и ценностью, она же является конструктивным вкладом зрелой веры и, как мы покажем ниже, благоприятно влияет на терапию.

А вот установка на «священное право на заботу» – вещь совсем иного порядка. Она представляет собой одно из главных препятствий на пути достижения личной зрелости как в ходе терапии, так и в самой жизни. Такие люди с трудом переносят, когда их запросы рассматривают как проблему, которую нужно проанализировать, а затем и преодолеть, и они зачастую враждебно реагируют, когда их «право» недостаточно чтут, и чувствуют при этом, что их пытаются обмануть. Разумеется, им твердили «Бог позаботится о тебе» с тех самых пор, когда они распевали псалмы в воскресной школе, вплоть до сегодняшнего дня, когда та же самая идея в вульгарном обличье предстает в бесчисленных фильмах. Но на более глубоком уровне запрос на получение заботы, особенно ввиду того, что его фрустрация тут же дает враждебный отклик, является продуктом чего-то более укорененного. Я полагаю, что такая динамика является результатом того, что в прошлом эти люди от многого отказывались. Им приходилось уступать родителям свою способность и свое право на моральное суждение, и естественно, что обратная сторона неписаного договора состояла в получении права на безоговорочную опеку со стороны родительской власти и родительского суждения, подобно тому как раб располагает правом зависеть от своего хозяина. Поэтому они на самом деле обмануты, если родитель, а чаще фигуры, родителя замещающие, например, терапевт или Бог, не проявляет о них особую заботу.

Они приучены к тому, что счастье и успех придут к ним, если они были «добрыми», под чем чаще всего разумеют «послушными». Но само по себе послушание, как мы показали выше, только нарушает развитие в человеке этического сознания и мешает накоплению внутренней силы. Будучи покорным поступающим извне требованиям на протяжении длительного времени, такой человек утрачивает свою подлинную силу этического, ответственного поступка. Как бы странно это ни звучало, но выходит, что у таких людей меньше сил на то, чтобы стать добрыми и почувствовать сопутствующую этому радость. И поскольку, как однажды заметил Спиноза, счастье – не награда за добродетель, а сама добродетель, человек, отказывающийся от этической автономии, тем самым и в той же мере отступается от лежащей в его руках власти обрести добродетель и счастье. Что же удивляться тому, что он чувствует себя обиженным?

Мы точнее уясним себе, от чего именно приходится отказываться этим людям, когда взглянем на то, как «мораль послушания» с акцентом на «быть хорошим – значит подчиняться» обрела свою власть в современной культуре. Ее современная форма наследует образцам, возникшим в эпоху развития индустриализма и капитализма за последние четыре столетия. Нужно согласиться с тем, что подчинение человека машинному единообразию, упорядочение его жизни в соответствии с требованиями труда и бережливости и вправду привели к финансовому, а значит, и социальному росту, который продолжался на протяжении длительного отрезка современной эпохи. Человек мог поверить убедительным речам, что за послушанием непременно следует спасение, ведь если подчиняться требованиям труда, существующим в индустриальном обществе, можно постепенно скопить достаточную сумму денег. Любому, кому доводилось читать, к примеру, о деловой хватке первых квакеров и пуритан, известно, насколько хорошо уживаются обе эти установки, экономическая и моральная. «Квакерский доллар» был для средних классов настоящим утешением, лекарством от едкого чувства обиды за лишения, пережитые ими по вине системы послушания.

Но как мы и говорили выше, времена меняются, и сегодня «рано ложиться, рано вставать» может сделать человека здоровым, но нет гарантий, что так он станет богаче и мудрее. Заповедь Бенджамина Франклина «плати десятину и трудись ежедневно» перестала быть верным путем к успеху.

А кроме того, религиозный человек, особенно если он является священником или как-то иначе вовлечен в профессиональную религиозную деятельность, был вынужден отказаться от реалистичного отношения к деньгам. Подразумевается, что он не требует вознаграждения за свой труд в виде зарплаты определенного размера. Во многих религиозных кругах считается «недостойным» упоминать деньги, будто получать деньги за свой труд, как и справлять нужду, – хоть и необходимая часть жизни, но в идеале следует вести себя так, словно не существует ни того ни другого. Рабочие профсоюзы, стараясь идти в ногу с экономическими изменениями, затронувшими массовое производство, в полной мере осознали, что Господь не посылает платежных поручений в клюве ворона, как в древности Илии была послана пища, и научились, объединяясь, совместными усилиями добиваться повышения заработной платы. Но люди религиозных профессий не могут устраивать забастовки в борьбе за повышение ставки. Вместо этого церковь берет на себя «заботу» о финансовом и не только положении священника; он пользуется льготами на железнодорожном транспорте или получает скидки на покупки в универмаге; оплата его преподавательского труда в семинарии уступает уровню других учебных заведений – и все это отнюдь не с расчетом укрепить уважение священника к самому себе или уважение к нему со стороны других членов общества. Тот факт, что в нашем обществе не приветствуется, когда священник предпринимает активные шаги по обеспечению своей финансовой безопасности, является лишним подтверждением тому, что, по нашему мнению, материальное обеспечение придет к человеку само неисповедимыми путями, если только он «хороший», и это молчаливое допущение тесно связано с верой, что Бог позаботится о нас.