Человек в картинках - [76]

– Это тоже ненастоящее, – изрек он.

– Что? – спросил Клеменс.

– Все эти звезды. Кто и когда держал в руках хотя бы одну из них? Что толку попусту созерцать предметы, удаленные на миллионы и миллиарды миль. Все, что отстоит так далеко, теряет ценность и больше не беспокоит.

– Зачем же ты стал космонавтом?

Хичкок удивленно посмотрел в пустой стакан, крепко сжал его, отпустил и снова сжал.

– Не знаю. – Он провел языкoм по краю стакана. – Полетел и все тут. А сам-то ты знаешь, зачем делаешь то или это?

– Но ведь тебе нравится лететь?

– Не знаю. И да, и нет. – Глаза Хичкока обрели наконец спокойствие. – Пожалуй, я полетел ради самого космоса, большого такого космоса. Мне всегда нравилось думать об абсолютной пустоте, где нет ни верха, ни низа, и о себе самом посреди этой пустоты.

– Ты никогда раньше не говорил об этом.

– А вот теперь сказал. Надеюсь, ты хорошо расслышал?

Хичкок закурил новую сигарету. Он часто затягивался, раз за разом окутываясь клубами дыма.

– Какое у тебя было детство? – вдруг спросил Клеменс.

– У меня его никогда не было. Это, пожалуй, будет почище твоих дикобразов. Как бы то ни было, тот "я" умер. Не желаю его вспоминать. Представь, что ты умираешь каждый день и лежишь в опрятном пронумерованном ящике и никогда не воскреснешь, никогда над тобой не поднимется крышка, потому что за время своей жизни ты умирал две тысячи раз. И каждый раз это был особенный человек, которого я не знал, не понимал и не желал понимать.

– Но ты же сам себя свел в могилу. Все свое прошлое ты просто похоронил.

– А на что мне тот, молодой Хичкок? Он был болваном, круглым болваном, откуда ни взгляни; привык к этому и пользовался этим. Папаша его был подонком, мать – из того же теста, и он только обрадовался, когда они умерли. Я не желаю возвращаться в те дни, не хочу видеть его рожу. Он был болваном.

– Все мы болваны, – ответил Клеменс, – всю нашу жизнь и каждый ее день. Мы думаем так: "Сегодня-то я умница, я выучил свой урок. Верно, вчера я был болваном; вчера, но не сегодня". А назавтра понимаем, что снова оказались в дураках. Наверное, есть только один способ жить в этом мире: принимать как должное, что все мы несовершенны, и поступать соответственно.

– А я не хочу понимать о своей глупости. Тому, молодому Хичкоку я не подал бы руки. Да и где он сейчас? Можешь ты мне его найти? Он умер, ну и черт с ним. Я не желаю думать ни о том, что я буду делать завтра, ни о том, сколько глупостей я наделал вчера.

– Ты ошибаешься.

– Ну и пусть. Позволь мне и дальше ошибаться. – Хичкок снова уставился в иллюминатор.

Весь экипаж смотрел на него.

– А метеор есть на самом деле? – вдруг спросил он.

– Конечно, есть, черт побери, и ты это прекрасно знаешь!

– Да, их видно на наших радарах – этакие блестки в черном космосе. Нет, лучше верить только в то, что под рукой. Иногда, – он окинул взглядом экипаж, – я не верю ни во что, кроме самого себя.

Он поднялся.

– Есть что-нибудь вне нашего корабля?

– Да.

– Я должен посмотреть. Прямо сейчас.

– Успокойся.

– Подожди, я скоро вернусь.

Хичкок быстро вошел. Космонавты перестали есть.

– Давно это с ним? – спросил один. – Я имею в виду Хичкока.

– Только сегодня началось.

– А по-моему, он все время какой-то странный.

– Пожалуй, да, но сегодня ему совсем худо.

– А что скажет психиатр?

– Такое бывает. Каждый когда-нибудь впервые становится с космосом лицом к лицу, со мной было бы то же самое. Сперва начинаешь философствовать, потом пугаешься, разглагольствуешь до хрипоты, начинаешь во всем сомневаться, даже в том, что Земля есть на самом деле, пьешь, похмеляешься и так далее.

– Но Хичкок не пьет, – заметил кто-то. – Уж лучше бы пил.

– Как же он прошел комиссию?

– А как мы все прошли ее? Им нужны люди, а ужасы космоса многих пугают. Вот так в космос попадают люди на грани срыва.

– Хичкок не из таких, – ответили ему. – Он, скорее, из тех, кто падает и не ушибается…

Они подождали минут пять – Хичкока все не было. Наконец Клеменс вышел и поднялся на верхнюю палубу. Хичкок стоял там, поглаживая стену.

– Это здесь.

– Да, здесь.

– Я испугался, что все это исчезло. – Хичкок пристально смотрел на Клеменса. – Ты живой?

– Да, и довольно давно,

– Нет, – возразил Хичкок. – Сейчас, со мною рядом, ты, конечно, жив, но минуту назад ты был ничем.

– Я был сам собой, -ответил Клеменс.

– Это не имеет значения. Тебя же не было здесь, со мной, вот что важно. Ведь экипаж там, внизу, существует на самом деле?

– Конечно.

– Ты можешь это доказать?

– Слушай, дружище, тебе стоит показаться доктору Эдвардсу. Мне кажется, он тебе поможет.

– Незачем. Я в полном порядке. Кстати, о докторе. Ты можешь мне доказать, что он на корабле есть?

– Могу. Я сейчас позову его.

– Это не то. Можешь ты, не сходя с места, доказать, что он существует?

– Не сходя с места – не могу.

– Вот видишь – у тебя нет доказательств. Мне не нужны физические, вещные доказательства. За ними ты должен сначала идти, потом тащить их сюда. Приведи мне доказательства, которые в тебе самом, но чтобы я мог их ощутить, потрогать, понюхать. Не можешь? Чтобы по-настоящему поверить во что-нибудь, нужно иметь под рукой, носить при себе. А ты не можешь держать в кармане Землю, ни других людей. Твои вещные доказательства неуклюжи, за ними нужно куда-то ходить. Ненавижу вещное, оно может отдалиться, поломать веру…