Человек в этом мире — большой фазан - [23]

Каблуки белых босоножек Амалия ощущает у себя в животе. Жар за лбом пышет теперь под веками. Языку тесно во рту. Серебряный крест блестит на оконном стекле. Под яблоней тень. Черная и словно взрыхленная. Она, как свежая могила.

В дверях комнаты Виндиш. Громко спрашивает: «Ты что, глухая?» Он протягивает Амалии огромный чемодан. Амалия повернула голову к дверям. Щеки у нее влажные. «Понимаю, — сказал Виндиш, — прощаться нелегко». В пустой комнате Виндиш кажется громадным. «Опять стало, как на войне, — продолжает он. — Уезжаешь и не знаешь, как и когда ты вернешься, и вернешься ли вообще».

Амалия еще раз наполняет слезку. «От колодезной воды слезка не такая мокрая», — говорит она. Жена Виндиша укладывает в чемодан тарелки. Она берет в руки слезку. Скулы у нее обмякшие, а губы влажные. Говорит: «Что ты выдумаешь. Быть такого не может».

Голос жены буравит Виндишу мозги. Он швыряет в чемодан пальто. «Я сыт по горло, — кричит он, — больше слышать про нее не хочу». Потом, совсем тихо: «От нее, правда, в отличие от людей, горестей не бывает».

Между тарелками жена Виндиша втискивает столовые приборы. «Бывают и от нее», — бормочет она. Виндиш видит палец, который жена вытаскивала из волос покрытым слизью. Он смотрит на свою фотографию в паспорте и качает головой. «Трудный это шаг».

Стекло Амалии светится в чемодане. Разрастаются на стене белые пятна. Пол холодный. От лампы под потолком к чемодану тянутся длинные лучи.

Виндиш сунул паспорт обратно в карман пиджака. «Бог один знает, что с нами будет», — вздыхает жена. В глаза Виндишу воткнулись колючие лучи лампы. Амалия и его жена закрывают чемоданы.

Долговременная завивка

У забора пронзительно скрипит деревянный велосипед. Высоко в небе тихо скользит велосипед из белых туч. Вокруг белых туч — облака воды. Серые и пустынные, словно пруд. Этот пруд окружают лишь молчаливые горы. Серые горы, полные тоски по дому.

Два огромных чемодана несет Виндиш, еще два — жена Виндиша. Голова ее слишком спешит. Голова маленькая. Камни скул тонут во мгле. Коса обрезана, волос короткий. Она сделала долговременную завивку. Рот у нее твердый и узкий из-за новых челюстей. И говорит она громко.

У церковного сада взвилась прядь волос Амалии и, коснувшись бука, возвратилась к ее уху.

В углублении земля растрескалась и посерела. Тополь уткнулся метлой в небо.

Рядом с дверью церкви спит на кресте Иисус. Он будет уже старым, когда проснется. Воздух в деревне окажется светлей Иисусовой обнаженной кожи.

На дверях почты висит цепь с замком. У почтальонши дома ключ. Он отопрет двери, и начнется прием на матраце.

Амалия несет черный чемодан со стеклом. На плече сумочка. В сумочке коробочка со слезкой. Другой рукой Амалия придерживает напольную вазу с танцовщицей.

Деревня невелика. По соседним улицам идут люди. Они поодаль и еще отдаляются. Где кончаются улицы, черной стеной высится кукуруза.

Цоколь вокзала в серых дымных клубах стоячего времени. Над рельсами — молочная пелена. Она доходит до самых щиколоток. На ней застывшая пленка. Стоячее время обволакивает чемоданы, подбирается к рукам. Виндиш шаркает ногами по щебню. И проваливается.

Ступенька вагона высоко. Виндиш вытаскивает ботинки из молока.

Его жена носовым платком вытирает с сидений пыль. У Амалии на коленях напольная ваза. Виндиш прижался лицом к вагонному окну. Над сиденьями, на стенке купе, фотография, на ней Черное море. На море штиль. Фотография покачивается. Она тоже едет.

«В самолете мне бы стало дурно, — сказал Виндиш. — Знаю с войны». Жена Виндиша смеется. Ее новые челюсти щелкают.

Пиджак Виндишу тесен. Тянут рукава. «Портной его заузил, — заметила жена. — Дорогой материал пошел насмарку».

Поезд едет, и Виндиш ощущает, как его лоб медленно заполняет песок. Голова тяжелая. Глаза погружаются в сон. А руки дрожат. Ноги дергаются, они не спят. Вдалеке за окном Виндиш видит ржавый кустарник. «После того как сова забрала у портного сына, он совсем перестал соображать», — говорит Виндиш. Жена Виндиша прижимает рукой подбородок.

Голова у Амалии свесилась вниз. Волосы накрыли щеки. Она спит. «Ей удается спать», — кивнула на нее жена Виндиша.

«А я без косы вообще теперь не знаю, как мне держать голову». Ее новое платье с вышитым белым воротником отливает зеленью, словно вода.

Поезд громыхает по стальному мосту. Море колышется над сиденьями в купе, колышется над рекой. В этой реке мало воды и много песка.

Виндиш следит за взмахами крыльев маленьких птиц. Они летят разомкнутыми стаями. Ищут лес там, где только кустарник, песок и вода.

Поезд едет медленно, потому что рельсы между собой перепутались, начинается город. На подъезде к нему лежат груды железного лома. В заросших садах стоят небольшие домики. Виндишу видно, как рельсы, их много, сливаются друг с другом. На перепутавшихся рельсах он видит чужие поезда.

Поверх зеленого платья на цепочке золотой крест. Вокруг креста — сплошь прозелень.

Стоит жене Виндиша двинуть рукой, крест на цепочке раскачивается. Поезд едет быстро. Среди чужих поездов он отыскал свободный путь.

Жена Виндиша встает. Взгляд у нее непреклонный и уверенный. Она видит вокзал. Внутри черепной коробки под долговременной завивкой жена Виндиша уже обустроила свой новый мир, в который она втащит свои огромные чемоданы. Губы ее, как холодный пепел. «Если Господь Бог даст, мы в будущем году приедем в гости», — провозглашает она.