Человек в движении - [93]
По всей видимости сотрудники компании Кей-би-эс рассматривали наше турне как материал для будущего документального фильма, который они рассчитывали использовать для рекламы предстоящих Олимпийских игр для инвалидов, проведение которых было намечено в Сеуле сразу же после летних Олимпийских игр 1988 года. Поэтому нам то и дело говорили: «О’кей, а теперь сделаем остановку!» или: «О’кей, а теперь поехали! Давай, давай, вперед!» Казалось, нет дела более важного, чем соблюдение графика их съемок. Однажды мы на полной скорости пронеслись через какую-то деревню — у меня в это время разболелась спина, и Майк сидел за рулем, одной рукой управляя машиной, а другой размахивал, чтобы освободить дорогу. Тут я заметил, что на трибуне стоит местный мэр и готовится произнести речь. Но нам не дали остановиться: впереди нас ждали более крупная деревня и более важный мэр, и мы опаздывали на эту встречу. Все это меня очень огорчило.
Однажды, завершив очередной этап, мы прибыли в городскую мэрию. У меня снова разыгрался грипп, да и заезд выдался трудным, и я был совершенно измотан. И тут координатор турне, который, в общем-то, игнорировал наши пожелания и настаивал на соблюдении собственного графика, начинает твердить, что нам нужно посетить еще одно мероприятие (мы об этом ничего не знали), а именно отправиться на встречу с детьми-инвалидами то ли в каком-то санатории, то ли в госпитале.
Я лежал в постели. И я отправил ему записку следующего содержания: «Это невозможно. Я просто не в состоянии». Тут наш домик на колесах трогается с места, чтобы отвезти нас в отель. Внезапно до меня доходит, что мы едем куда-то не туда. Смотрю сквозь лобовое стекло и вижу: впереди нашей машины идут на своих каталках те же двенадцать спортсменов-колясочников, которые сопровождали меня весь день. Они по-прежнему крутят колеса, камеры по-прежнему стрекочут — значит, мы едем в госпиталь.
Вот тут-то я действительно разъярился, а этот парень-кореец весь взмок от пота. Встал самым натуральным образом на колени и взмолился: «Прошу вас, мистер Хансен! Ради детей!» Тут как раз наш домик на колесах окружили дети. Ну что я мог ему сказать? Вылезаю из машины и отправляюсь наносить визит. Позднее мы все это с ним обсудили, после чего оставшаяся часть нашего турне по Корее прошла, как хорошо отлаженный часовой механизм.
Ладно, не спорю, по натуре я гонщик. Во время турне это качество характера мне приходилось по большей части сдерживать, но тут уже второй день один из сопровождавших меня колясочников не давал мне покоя. Он постоянно держался впереди меня, да еще поворачивался ко мне и махал рукой — мол, давай-ка быстрее!
В конце концов — шел третий день заезда, и мы приближались к Сеулу — я решил: хватит! Я потребовал, чтобы Дон заменил толчковые ободья на коляске на двенадцатидюймовые и поставил самые большие колеса.
Мы вышли на очередной этап, и этот парень попытался занять свое обычное место. Но чем сильнее он крутил свои колеса, тем сильнее толкал я свои. Очень скоро все это превратилось в спринт-гонку на последних четырех милях первого тринадцатимильного отрезка пути.
Впереди показался холм, на вершине которого, согласно маршрутной карте, дорога делала поворот. Я прикинул: вот там-то я с ним и разделаюсь, а потом подожду его за поворотом. Я оставил его за спиной — он глотал воздух, как рыба, — обогнул поворот дороги, рассчитывая снизить скорость, и вижу — впереди еще один холм, а за ним еще один поворот. А за этим холмом — следующий. Когда я добрался до вершины последнего холма, то и сам был едва живой. Но уж там-то у меня появилась возможность насладиться передышкой, пока я сидел и ждал этого парня. Ждать его пришлось долго, да и вид у него, когда он появился, был отнюдь не блестящий.
Я дождался, когда он обогнет последний поворот, улыбнулся и снова двинулся вперед — потом обернулся и слегка поманил его ладошкой — мол, давай-ка, поторапливайся!
Мы посетили места, отведенные для проведения Олимпийских игр, а также встречались с членами организационного комитета Олимпийских игр для инвалидов — с ними мы обсудили прогресс, достигнутый в этой области, а также говорили о настоятельной необходимости добиться того, чтобы спортсмены-колясочники были представлены в программе Олимпиады — причем не в рамках показательных или демонстрационных выступлений, а в качестве равноправных участников соревнований, где мы могли бы соревноваться, как равные среди равных. Это обязательно должно состояться — невозможно, одно выступление на летних играх и одно на зимних, — но борьба за это была долгой и трудной, и она еще далеко не завершилась. Потом мы отправились самолетом в Токио — Япония была последней страной в азиатской части нашего турне, где нам предстояло пройти последнюю тысячу миль перед тем, как перелететь назад в Майами.
Перспектива заезда в Японии представлялась не особенно радужной из-за огромного количества бюрократической волокиты, а также озабоченности наших хозяев организацией маршрута в условиях густо населенной территории и напряженности движения на дорогах. К счастью, когда переговоры перевалили за десятичасовую отметку, принц Томохито из Микаса проявил интерес к нашему турне и согласился стать нашим почетным председателем. Стоило ему щелкнуть пальцами, и все пошло как по маслу. Он тут же заручился участием таких корпораций, как Ай-би-эм и «Тойота». Нас повсюду принимали с распростертыми объятиями, и, хотя погодные условия были далеки от идеальных для езды на каталке и нам не удалось избежать обычных нервотрепок, когда мы сбивались с маршрута, люди принимали нас так же сердечно, как и во время моих прежних посещений этой страны для участия в марафонских заездах в Оите.
Проза Эдгара По (1809–1849) имеет более чем вековую историю публикаций на русском языке. Его поэзия стала своего рода студией стиха для многих поколений русских поэтов. В восприятии миллионов русских читателей он вошел в мировую литературу как художник, который всю жизнь искал прекрасное и тревожно спрашивал у себя и у других: "Где этот край, край золотой Эльдорадо?". В сборник вошли стихотворения и проза Эдгара По ("Рукопись найденная в бутылке", "Свидание", "Морелла", "Черт на колокольне", "Остров феи" и мн.
Вашему вниманию предлагается сборник произведений Ричарда Олдингтона «Прощайте, воспоминания».В книгу известного писателя вошли рассказы из сборников «Дороги к славе» и «Короткие ответы», посвященных психологическим контрастам.
О, как часто женщина реальная проигрывает в мужских глазах женщине виртуальной! Как легко влюбиться в прекрасную героиню, скажем, древнегреческого мифа – Эвридику – и не заметить кого-то рядом! Эвридикой очарован пожилой профессор, который пишет статью про нее, в то время как жена профессора пытается тщетно спасти их брак от холодности и безразличия.Когда история профессора становится главной темой новой пьесы, режиссеру не хватает для успешной постановки самой малости: изюминки. Но что если «изюминка» – это намек режиссеру и всей труппе на то, что виртуального счастья не бывает?
Перед читателем — первое переиздание одного из главных романов французского декаданса, «Астарты» (1901) Жана Лоррена. Это — фантастический роман о неврастенике-аристократе, очарованном драгоценными камнями и посвятившем свою жизнь поискам «голубого и зеленого» взгляда богини Астарты, роман-дневник, наполненный извращенной чувственностью, болезненными и наркотическими видениями.Ж. Лоррен (1855–1906) — поэт, писатель, самозваный денди, развратник, скандалист, эфироман и летописец Парижа «прекрасной эпохи» — был едва ли не самым одиозным французским декадентом.
Настоящим сборником Фрэнсиса Скотта Кея Фицджеральда открывается публикация наиболее полного собрания малой прозы писателя. Впервые все опубликованные самим Фицджеральдом рассказы и очерки представлены в строгом хронологическом порядке, начиная с первых школьных и университетских публикаций. Тексты публикуются в новых аутентичных переводах, во всей полноте отражающих блеск и изящество стиля классика американской литературы Фрэнсиса Скотта Кея Фицджеральда.
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.