Человек в движении - [4]
Не знаю, сколько проехало машин, которых мы даже не заметили. Один человек остановился и предложил подвезти нас до Риске-Крика, но оттуда оставалось еще миль 35–40 до Уильямс-Лейка, и мы отказались. Наверное, мы проспали не одну такую возможность, потому что по сей день я помню, как внезапно проснулся, посмотрел на дорогу и испытал странное жутковатое ощущение, нахлынувшее на меня, когда я увидел облако пыли, приближавшееся к нам по дороге примерно с расстояния в милю. Согласен, это, может быть, звучит странно, но выглядело оно весьма зловеще.
Однако что за глупости. Мы и так пропустили достаточно машин. Я растолкал Дона.
— Ой, оставь меня в покое, — возмутился он. — Я устал.
Я снова потряс его, мы встали и поплелись на дорогу — и тут грузовик с ревом пронесся мимо.
Ну и черт с ним. Что ни говори, а душа у меня как-то не лежала к этой колымаге. Не первая и не последняя. А мы можем и подождать.
Только мы собрались вернуться на крыльцо, как услышали скрип тормозов. Водитель заметил нас в зеркальце заднего вида. Им оказался тот самый хиппи, которому мы помогли сменить колесо. Собственно, как он сказал, только поэтому он и остановился. Обычно он случайных попутчиков к себе в машину не сажал. Но нас он узнал, а ведь мы как-никак помогли ему сменить колесо.
Итак, мы дождались нашей попутки. Той самой попутки, будь она неладна.
Хиппарь хлопнул пару банок пива. Нет, пьяным или даже под мухой он не был. Просто было жарко, он гнал, поэтому и пропустил пару банок. А потом чертыхнулся по поводу шины — кажись, опять спустила. Мы проверили колесо и снова тронулись в путь: парень со своей подружкой в кабине, Дон и я в кузове, причем сидели мы на куче всякого скарба так высоко, что скорее были на уровне верха бортов кузова, чем на полу. По-моему, парень справлялся с машиной, во всяком случае, мы ехали. Мы оба дремали, но при этом по очереди держали пойманную нами рыбу. На этой гравийной дороге нас так трясло, что приходилось выбирать — либо держать рыбу, либо распрощаться с ней вообще. Тот, кто держал рыбу, сидел на полу кузова — или, во всяком случае, как мог пониже, — а тем временем другой вытягивался на большом металлическом ящике для инструментов и пытался заснуть.
И вот наступила моя очередь отправляться на ящик для инструментов. Я передал рыбу Дону, откинулся на спину и поерзал, пытаясь найти наиболее удобное положение. И наконец задремал.
Проснулся я от крика. Мне показалось, что кричала девушка. Из кабины ей, конечно, было видно, как все происходит.
Наш потерявший управление грузовик юзом несло по дороге, кидая от обочины к обочине, а парень в это время боролся с рулем, пытаясь выровнять машину. Очевидно, мы выходили из длинного, плавного поворота на прямой участок шоссе, когда попали на «гребенку», и нас начало заносить. Ехали мы со скоростью всего 35–40 миль в час, но, будучи городским водителем и не имея привычки к подобным ситуациям, парень, наверное, «переработал» рулем, пытаясь совладать с грузовиком.
Во всяком случае, от его действий толку было мало. Машина вильнула еще пару раз, и вот мы уже летели, переворачиваясь, и через борта, и через радиатор, под уклон к обочине справа от дороги. У меня лишь хватило времени взглянуть на Дона и подумать: «Вот и настал мне конец», — и в следующий миг я уже летел по воздуху, вышвырнутый из кузова грузовика.
Но улетел я не слишком далеко. (Во всяком случае, не на небеса.) Что-то хрустнуло. Я отчетливо помню, как услышал хруст. Вероятно, первым из кузова вылетел ящик с инструментами и меня швырнуло на его край (ребро). Я услышал хруст и потерял сознание.
Но это длилось всего пару секунд. Я очнулся и подумал: «Ага, я живой!» И только потом: «Ух, ты! Что-то здесь, кажись, не так. Что-то явно не так». А подумал я об этом, потому что хотел пошевелиться, но не мог.
Сверху меня закидало коробками и всяким барахлом. Меня прижало к этому ящику с инструментами, и я не мог двинуться. Больно не было. Во всяком случае, тогда. Наверное, я был в состоянии шока. Все, что я отчетливо помню, — это как вокруг меня опускалась пыль. И вдруг, внезапно, появилась эта пронзительная боль — такая, какой мне ни разу не приходилось испытывать раньше. И страх, какого я не знал еще в своей жизни.
Когда позднее мы с Доном восстанавливали всю картину по частям, получалась автокатастрофа, ну прямо как в одном из тех телефильмов, когда все происходит в замедленном движении и можно видеть, как все разлетается по частям в разные стороны.
Мы оба, ящик с инструментами и все прочее, что хиппи нагрузил в свою машину, — все взлетело в воздух одновременно. Сначала на землю упал ящик, потом я грохнулся об него, а потом на меня полетело все это барахло. Дон улетел еще дальше, потому что он сидел выше, и траектория у него получилась лучше, но и у него своих проблем хватало. Он ударился о землю, крутясь и переворачиваясь в воздухе, а за ним следом летел грузовик, тоже крутясь и переворачиваясь и приближаясь с каждой секундой. К счастью, Дон скатился в канаву и выполз из нее на другую сторону. Грузовик врезался в канаву, на какой-то миг остановился, после чего перевернулся в последний раз и с грохотом рухнул на землю в двух футах от головы Дона.
Книга, одним из авторов которой является отец ее главного героя, рассказывает о выдающемся канадском профессиональном хоккеисте Уэйне Гретцки, выступавшем за клуб НХЛ «Эдмонтон Ойлерз».Перевод с английского Т.А. Макаровой.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.