Человек в движении - [37]

Я отправился в Стоук-Мандевилл ни в физическом плане, ни в смысле технического оснащения не готовым к соревнованиям, зато преисполненным счастья от возможности участвовать в них и победил в заезде на 1500 метров, опередив и тактически обыграв Питера Троттера на одну и одну сотую секунды, а он взял реванш и обогнал меня на полсекунды на дистанции 5000 метров. Оставался марафон, в котором участвовали все ребята, которым когда-либо удавалось побеждать меня: здесь были Кнауб, Фитцджеральд, Муррей и Голембек. Я страстно ждал этой гонки, но больше всего я хотел хорошего личного результата, чтобы всем стало понятно, что я вернулся и что это всерьез и надолго.

Это была великолепная гонка. Мел и я унеслись вперед так далеко, что все остальные исчезли из виду, а потом начали вести борьбу между собой — поочередно брали лидерство и при этом сохраняли достаточно большой отрыв, чтобы остальные не пристроились нам вслед; так продолжалось до самого стадиона. Публика вопила. Настала очередь Мела лидировать, а силы у нас обоих были на исходе.

На тренировках я ни разу не проходил дистанцию длиннее 20 миль. И сейчас после восемнадцатой мили в руке появилась ноющая боль. Я не был уверен, что плечо выдержит такую нагрузку. «Держись! — то и дело повторял я про себя. — Держись!» До финиша оставалось совсем немного.

— Еще чуть-чуть, последние 100 метров! — вырвалось у меня.

— Верно, — ответил Мел.

И так оно и было: два близких друга, мчащихся колесо в колесо, голова в голову к финишу, а я еще успеваю обдумывать, как он сумел обойти меня на финише в Монреале. И вот теперь каким-то немыслимым образом я сумел опередить его у самой ленточки.

Так я окончательно вернулся в спорт и теперь понимал, что никогда впредь не позволю себе относиться к нему свысока. Победа в Стоук-Мандевилле была вторым по счету замечательным событием, происшедшим со мной в тот год. Третьим стал Лос-Анджелес, где из темного тоннеля я вырвался на залитый солнцем стадион и на глазах 80 тысяч зрителей вписал свое имя в летопись состязаний спортсменов-инвалидов: это была первая в истории Олимпийских игр показательная гонка инвалидов-колясочников. Наступит такой день, подумал я, когда такие гонки будут проводиться всерьез, когда они станут олимпийским видом спорта в полном смысле этого слова. Надеюсь, что я тоже смогу в них участвовать.

Но главное событие все-таки произошло в Ванкувере. Целое лето я не уделял Аманде достаточно внимания, а через несколько месяцев мне предстояло отправиться в дальнее странствие на целых полтора года. Всю дорогу домой я мучился вопросом: и все-таки как же мне быть с Амандой?

Глава 5 «КУДА ЭТО ТЫ СОБРАЛСЯ? И НА ЧЕМ?»

Вначале все казалось проще простого. Трудное дело, это точно, и без всяких гарантий на успех, но в целом всего лишь серия марафонских заездов в кресле-каталке, как бы связанных в одну цепочку, а ведь он был лучшим в мире марафонцем, не так ли?

Его друзья на этот счет придерживались иного мнения.

«Когда он впервые поделился со мной, — вспоминает Дон Алдер, — первым, что пришло мне на ум, были слова «смирительная рубашка». Мне действительно показалось, что он свихнулся. Но, поразмыслив, я согласился сопровождать его. Почему? Сам не знаю. Просто я знал Рика. Если кто и мог такое осилить, так только он».

Аманда Рейд помнит буквально ту минуту, когда он впервые заговорил с ней об этом.

«Он лежал на койке в госпитале Дж. Ф. Стронга, растянувшись на спине и раскинув руки в стороны. Мы занимались его плечом, пытаясь привести его в порядок к Олимпийским играм.

«У меня появилась одна идея, — сказал Рик. — Я собираюсь отправиться на своем кресле вокруг света». Я лишь молча посмотрела на него.

«Очень мило», — затем ответила я.

А что еще я могла сказать? Этот сумасшедший даже толком не знал, успеет ли он поправиться к Олимпийским играм, а уже строил планы о кругосветном путешествии».

Даже если Хансен и замечал, что его идея не вызывает бурю восторгов, это его не обескураживало. Голова его была занята другим.

Он работал над реализацией своей идеи начиная с января 1984 года, и вот теперь, в марте 1985 года, все его организационные усилия были на грани краха, денег едва хватало, чтобы команда могла добраться до Лос-Анджелеса, не говоря уже о кругосветном путешествии. Каждый поворот колес его каталки лишь отдалял Рика от тех организационных начинаний, в успех которых он почти или даже совсем не верил. В известном смысле он как бы передоверил свою жизнь другим людям, причем людям, в которых он не был до конца уверен. Он не знал, сумеют ли они создать нечто цельное и жизнеспособное или же ему придется, едва начав, прервать турне и поворачивать назад из-за нехватки средств откуда-нибудь из-под Лос-Анджелеса, Сан-Франциско или из песков Аризоны.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что вся эта затея просто-таки обречена на провал. С самого начала турне «Человек в движении» отличала организационная разобщенность и страшная разрозненность усилий, поскольку турне как таковое началось раньше, чем произошло окончательное формирование организационных групп поддержки — одной в родном городе Рика и одной передвижной — в пути, а те, кто в них участвовал, не имели ни малейшего представления о действиях другой стороны.