Человек в движении - [117]
На встречу пришел двукратный олимпийский чемпион по боксу Борис Лагутин. Он спросил Рика, откуда его оптимизм.
«Главный источник, из которого я черпаю энергию, — это любовь к жизни. Она была во мне с самого начала. Жизнь — это большой подарок, с которым мы должны обходиться бережно. Нам подвластен контроль над собственной жизнью, только надо искать лучшие пути. Если даже с нами случается что-то непредсказуемое, можно найти в себе силы, чтобы выйти из тупика. И хотя я потерял способность передвигаться на ногах, я не потерял способности ставить перед собой цели. Моя семья и мои друзья поддерживали меня, помогали. Но не опекали слишком сильно. И у меня были примеры, на которые я мог опираться.
Я думаю, что многие люди в Советском Союзе, которые перенесли подобные несчастья, думают так же, и поэтому очень важно, чтобы вы обеспечили их примерами, на которые можно было бы опереться».
Журналисты задали Рику вопрос, верит ли он в Бога. Вот совсем не простой ответ: «Я вырос в религиозной семье, посещал воскресную церковную школу. То, что я почерпнул из религиозного воспитания, было очень важно, особенно в плане жизненных ценностей. Но когда я вырос и стал больше заниматься собственной судьбой, появилось много вопросов по этому поводу. Я видел, как устроен мир, сколько в нем конфликтов в частности, на религиозной основе. Меня это разочаровало. Но это не значит, что я не верю в Бога или в силы высшего порядка. В значительной степени я в это верю.
Я мог бы привести десятки случаев из своей жизни, когда что-то решалось по воле Бога или случая. Я бы мог указать на десятки возможностей, которые способны были привести к совершенно противоположным результатам. Например, если бы я не подсел в грузовичок, то преспокойно бы шагал на своих двоих вместо того, чтобы катиться в коляске. Для того чтобы пересчитать все случаи, которые могли бы так или этак повернуть судьбу, у меня в избытке было бессонных ночей в моих госпиталях.
Конечно, если я поступил так, а не иначе, то это можно назвать и волею Бога. Лично я не могу сказать, что мне так уж хочется верить в версию о Боге. Я все-таки предпочитаю думать, что власть над моей жизнью находится в моих руках. Но я верю — кто-то там наверху, безусловно, есть, как и есть причина, почему наше место здесь, на Земле».
«Спорт дал вам силу воли и духа. Он же поддерживал вас и материально. На какие средства вы живете?» — спросил Кудрявцев. Ответ Рика: «Я всегда жил ото дня ко дню на очень небольшие деньги, которые получал. Но, закончив странствия, когда моя мечта сбылась, я решил делать карьеру, становиться на ноги. Эту возможность мне дала книга о путешествии. Первые деньги после ее выхода пошли тем, кто был со мной в пути. После этого у меня появилась прибыль. Так что, в самом деле, спорт выручил. Однако я и сейчас небогат».
Был вопрос о том, как преодолеть сомнение — заставить себя жить. Рик отвечал вдумчиво, находчиво и остроумно. «Мне пришлось на ощупь определять пределы доступного и раз за разом убеждаться, насколько они ограниченны. Помогло общение с парнями, которые окружали меня в мои 15 лет. Равное партнерство, возможность убедиться, что, даже если спорт для меня потерян, существует множество других занятий, где я могу выступить на равных со своими друзьями. Ребята сами не понимали, какую неоценимую услугу они оказывали мне одним своим присутствием. Не будь их рядом, я мог вообще с головой спрятаться в своей скорлупе и полностью порвать связь с миром.
Да, если умирает надежда, с любым может случиться нечто ужасное. Ты вбиваешь в голову, что ни на что не способен, и ни на минуту не забываешь о своей ущербности. Начинаешь торговать своей независимостью, пользуясь все больше услугами посторонних или близких. Либо ты поступаешь так, либо заряжаешься упорством и сам действуешь. То и дело приходится давать самому себе пинка под зад, а иначе рискуешь превратиться в расхлябанную калошу.
Беда, если беспомощность порождает мнительность. Именно мнительность чуть было не привела меня к решению — надо поставить крест на женщинах. И пораньше, пока они не поставили крест на мне. Правда, что-то не позволяло мне укрепиться в таких взглядах. Просто здорово, что я не держался за них. Мой приятель Брэд втюрился в девочку по имени Ким Белчер, но по застенчивости боялся назначить ей свидание. Я все подтрунивал над ним по этому поводу и обещал, что сам позвоню ей и договорюсь насчет свидания с ним, раз он такой тихоня. Он думал, что это я так — дурака валяю. А я взял и позвонил.
Ну, хорошо, говорит она, я согласна. И все было бы в ажуре, если бы не сдрейфил Бред. Он заметался, начал звонить ей, наговорил, что все это я придумал, а он вовсе не собирается с ней встречаться. Что же мне оставалось делать? Выход один — извиниться.
И я бы извинился, как вдруг меня осенило: да это же классная девчонка, с какой стати я уговариваю его идти на свидание? Лучше я сам с ней встречусь. Так я и поступил. Думаю, с тех времен я стал забывать о мнительности и обретать уверенность. Только по этой причине я и заработал тогда свой первый поцелуй в зрелом возрасте 16 лет».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.