Человек тайцзи. Чжан Шаньмин: путь мастера - [33]

А вот и звуки накатили. Первое, что открылось, – живые голоса леса. Оказывается, их так много, и они такие разные: слева от земли доносится скромный шорох – наверное, маленький зверек пробирается между покрывающими землю желтыми листьями; справа сверху раздалось быстрое «фр-р-р» – скорая пичужка явно спешит по своим делам. Вслед за торопливым звучанием живности различаю следующий слой: вежливо, едва заметно поскрипывает дерево за спиной, вот раздался протяжный, одиночный, сухой щелчок, непонятно чем вызванный, а следом за ним – гулкая тишина. Хотя нет, какая же это тишина, когда это ветер. Тот самый, который поначалу остался незамеченным. Его голос еще можно услышать, если прислушиваться, а вот его движения неразличимы, как у настоящего мастера тайцзи.

Так, что еще за голос прорывается сквозь гул ветра? Женский, знакомый. Вздрагиваю, а память услужливо подбрасывает слышанное от кого-то: «раз в голове звучат незнакомые голоса, значит, галлюцинации уже на подходе».

Нет, порядок, это голос из моей памяти. Это Рита, она готова находить время для тренировок и заниматься подолгу, самозабвенно, но вот парные упражнения не любит. Шаньмин говорит, что Рита хорошо делает одиночные движения, однако еще не до конца почувствовала форму, и объединить элементы в поток у нее пока не получается. Не знаю, не знаю, мне ее движения кажутся добрыми и искренними, но эмоциональными – могут быть плавными и наполненными так же, как прерывистыми и страдающими от недостатка той вязкости, избытком которой щедро делится наш мастер.

Недавно разменявший шестой десяток молодой отец Миша звучит не в пример обстоятельнее. Может, знаток и не оценит форму тайцзи в его исполнении, но мы от души восхищаемся, наблюдая за его прогрессом. Шаньмин считает, что в его движениях видны ум и прямота, но ему не хватает баланса, из-за чего его форма несвободна. Двигается Миша солидно и без видимого напряжения штурмует вершины, которые многим любителям поэзии его возраста давно неподвластны. С серьезным выражением лица он любит рассказывать, что искусство тайцзи пришло в Россию сто лет назад, в начале 20 века. Заезжие китайские мастера, мол, охотно обучали старой форме жителей Санкт-Петербурга и Москвы. В качестве одного из неоспоримых доказательств Миша обычно предъявляет есенинский стих:

Отвернув к другому ближе плечи

И немного наклонившись вниз…

Высокий Тимур немногословен, может производить впечатление замкнутого, отстраненного человека. Он занимается у Шаньмина дольше нас и часто начинает делать что-то свое вместо очередного упражнения, которое показал мастер. Форма тайцзи у него не такая тягучая и расслабленная, как у учителя, но выполняет он ее уверенно, размеренно и нередко – с закрытыми глазами. Сложно сказать, получается ли у него хуже или лучше, чем раньше, – мы слишком к нему привыкли, чтобы замечать изменения. Шаньмин говорит, что внешне Тимур делает почти правильно, но в его движения пока не проникла музыка, которую мы включаем во время занятий.

Так, а почему в третьем лице, ведь Тимур – это я?! Хотя… впрочем, какая разница. Если мое «я» и способно на что-нибудь серьезно повлиять в нашем деле, так только на количество повторов упражнения, которое задал учитель.

Учитель. Мастер Чжан Шаньмин. Маленький мальчик из темной четырехэтажки на окраине Пекина, который сорок лет назад пел, чтобы было не так жутко в полумраке, и мечтал стать очень сильным, чтобы не надо было ничего бояться. Он давно перестал бояться – не только темноты, но и много чего еще. Но он больше не хочет быть очень сильным, потому что понял, что в самой великой силе кроется слабость и в самой большой слабости заложена великая сила. Сегодня от него больше не услышишь горячих апологий тайцзи-цюаня, на какие он был способен еще пять лет назад. Теперь он спокойно рассуждает о том, что ушу – это только первый шаг на пути познания своего тела, прекрасное средство, помогающее понять и почувствовать, как в тебе работает энергия. Почувствовать, чтобы затем осознать: окружающий нас мир очень сильно отличается от того, что думает о нем большинство людей.

Долгие годы маленькому Шаньмину не давал покоя страшный детский сон – падение со сверкающей вершины в черную пустоту. Мальчик плакал от того, что потерял дом и мудрого учителя, который был рядом там, в другом мире – радостном, ярком и добром, совсем не таком, как этот, где он оказался по воле неподвластных ему сил. Теперь детский кошмар занимает отведенное ему место в копилке воспоминаний мастера, а неуютный и хмурый мир, в который забросило маленького мальчика, превратился в прекрасный дом, наполненный теплом и светом.

Этот дом, этот мир хочет, чтобы его почувствовали, чтобы люди научились сразу распознавать сигналы, которые он всеми доступными способами посылает живущим. И видя, что кто-то глух к многочисленным языкам, которыми он в совершенстве владеет, мир не теряет надежды достучаться и до них. До тех глухих и слепых, что упорствуют в своей глухоте и бесчувственности. В какой-то момент ему придется громко кричать, а бесчувственные, разумеется, примут обращенный к ним крик мира за боль и тут же начнут жаловаться и тратить часы, чтобы в деталях описать врачам свои многочисленные недуги. Хорошо, пусть будет так. Ведь в конце концов и они научатся просто слушать мир, в котором живут.