Человек среди песков - [58]
— Что они делают? Похоже, что там никого нет!
Он тщетно скликал людей: голос его терялся в огромном каркасе здания, где ветер свистел между балок.
Мы стали взбираться по лестнице, а потом выше — по мосткам до рабочей платформы, в самом поднебесье, но никого не обнаружили.
— Куда они подевались? Может, они меня не поняли? Быстро к рабочему поселку!
На полпути мы встретили Гуру и старшего мастера и вместе направились к баракам. Там было пусто. На полу валялись тюфяки, бутылки, скомканная бумага. Воспользовавшись нашим отсутствием, последние рабочие-горцы, должно быть, покинули ночью поселок. Симон поступил неосторожно, выплатив им накануне деньги, и даже обещание повысить зарплату и выдать премиальные не удержало их. Я представил себе их тайные переговоры: кто-то твердит, что не верит больше в успешное завершение работ, а может, над Калляжем висит проклятие, и он принесет беду тем, кто будет продолжать работать. И тут сдались все. Они запихали свои жалкие пожитки в мешки, побросали комбинезоны и снова натянули на себя кожухи. Они улизнули со стройки по тропинкам, известным только им одним, под самым носом у часовых. В полном молчании пересекли они болота. А теперь после ночного перехода они, верно, уже взбираются вверх в горы, вдыхая запах каштанов.
Симон побледнел. Он не произнес ни слова. Перед ним встала сама беспощадная действительность, как ни старался он нынче ночью отмести все прочь в порыве обманчивого подъема. Я чувствовал — еще немного, и он крикнет нам: «Ну что же, будем работать вчетвером!», но он сдержался. Он только медленно развел руками, как бы признавая свое поражение и прося у нас прощения.
А дальше все пошло с головокружительной быстротой. Явился унтер-офицер с газетами и телеграммой для Симона. Всех нас призывали прибыть в свою часть. Сам унтер должен был ехать немедленно. Его солдаты и машины были уже наготове, и, если мы пожелаем, он может прихватить и нас. Наутро мы будем уже в столице. Симон поблагодарил, но сказал, что ему еще надо привести в порядок бумаги и он предпочитает уехать вечером. Я догадался, что ему хотелось, чтоб я тоже остался. Гуру и прочие решили присоединиться к солдатам. Мы пожали им руки и остались вдвоем.
— Мне понадобится несколько часов, чтобы все привести в порядок, — сказал Симон. — Встретимся немного позже. К тому же тебе, я полагаю, надо съездить проститься!
Я кивнул.
— А мне, как ни странно, прощаться не с кем. Кроме вот этого, у меня здесь ничего нет!
И он указал на пирамиды, окутанные песчаной дымкой.
Я отправился без долгих размышлений. Когда Симон сказал, что мне «надо проститься», я ответил «да», точно это само собой подразумевалось. Но ведь по дороге в грузовике я думал о Мойре с гневом и считал, что мне не следует с ней больше встречаться. Однако теперь подозрения мои если и не совсем исчезли, то стали как-то глуше и даже казались мне чуть ли не надуманными, словно привидевшимися в кошмарном сне. Бывают у меня такие вот всеразрушающие минуты, которые при свете дня оставляют скорее чувство неловкости, нежели уверенности. Что же касается Мойры, то гроза уже давно стихла, и я ощущал, как меня медленно относит прочь. Мы уже расстались с ней еще до того, как то подтвердили последние события. Выражаясь языком актеров, мне оставалось только красиво уйти со сцены.
Я приезжаю в Лиловое кафе. Старик уже сидит в вале, и я впервые вижу его за чтением газеты. Он говорит:
— Небось знаете новости. Итак, все опять начинается. Экое горе! добавляет, что он уже проделал одну войну, ту, первую. Так что никаких иллюзий у него нет: расплачиваться всегда приходится простым людям. Во всяком случае, это не его война и не жителей Юга! И он все бурчит себе под нос что-то в этом роде. Никогда раньше я не слышал, чтобы он так много говорил, разве что со своими быками.
Из кухни появляется старуха.
— Ну как дела?
— Да вот, уезжаю.
— Когда же?
— Сегодня.
— А!
— Вызвали телеграммой. А где Изабель и Мойра?
— С лошадьми на болотах. Там, за домом.
— Ладно. Я их найду.
Я еще издали замечаю их у зарослей тростника. Они, очевидно, отводят лошадей в ночное на выпас. Я машу им рукой, и, увидев меня, они поворачивают и скачут в мою сторону галопом. Глядя, как они подъезжают с разметанными ветром волосами, с туго обтянутой платьем грудью, я вспоминаю наши поездки верхами на пляж, наши забавы, думаю о близкой осени и о том, что в моей памяти они останутся последней мирной картиной.
Они соскочили с лошадей. По их лицам я понимаю, что наша размолвка забыта.
— Что случилось? — спрашивает Изабель.
Меня подмывает рассказать им обо всем: о Симоне, о нашей ночной поездке, об опустевшем Калляже, но я сдерживаюсь и говорю только, что уезжаю. Они недоверчиво глядят на меня, но Изабель тут же забрасывает меня вопросами. Куда я еду? Что буду там делать? Долго ли продлится эта война? Честно говоря, я и сам ничего не знаю, отвечаю наугад и думаю о том, как представляют себе войну две эти молодые женщины, здесь, в песчаной пустыне, среди зарослей тростника.
— Оставайся, Мойра! — произносит вдруг Изабель. — Я одна отведу лошадей. До свидания, Марк. Ведь ты вернешься, верно?
Дневники «проклятого поэта».Исповедь БЕЗУМНОГО ГЕНИЯ, написанная буквально «кровью сердца». О ТАКИХ рукописях говорят — «эта книга убивает».Завладеть этими дневниками мечтали многие ученые — однако теперь, почти случайно, к ним получил доступ человек, которому они, в сущности, не нужны.Простое любопытство ученого?Осторожнее!Эта книга убивает!
Действие романа-предвосхищения, романа-предупреждения перенесено в будущее, в XXI век. Прогрессивный писатель Франции предостерегает об опасности бездумного вторжения человека в природу, пренебрежения ее законами. Помещая своих героев в экстремальные обстоятельства экологической катастрофы, Жубер верит в огромные ресурсы человеческого разума, вобравшего в себя культурный и нравственный опыт прошлых поколений, сплачивающего людей перед лицом катастрофы и позволяющего противостоять ей.
Известный поэт и писатель рассказывает о своих детских и отроческих годах. Действие книги развертывается в 30-е гг. нашего века на фоне важных исторических событий — победы Народного фронта, «странной войны» и поражения французской армии. В поэтическом рассказе об этой эпохе звучит голос трудовой Франции — Франции рабочих и сельских тружеников, которые составляют жизненную основу нации.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.