Человек среди песков - [37]
— И все же вы мне нравитесь, — сказал он.
— И вы мне тоже, — вырвалось у меня в ответ.
— Ну что ж, это уже кое-что, — улыбнулся он.
Оба мы растрогались. Помолчали немного.
— Разрешите откланяться.
— Да, конечно-конечно, если вам угодно… Вас, наверное, ждут. Ну что ж, теперь мы знакомы, и нам, очевидно, представится случай еще увидеться.
Он легко поднялся с места, проводил меня до порога, протянул руку.
— Счастливого пути! Болота на закате на редкость красивы. Присмотритесь к ним. К тому же со вчерашнего дня на болотах у Пло появилась стая фламинго. Ваши спутницы знают об этом. И конечно, покажут их вам. Вот уже несколько месяцев, как фламинго не было видно. Если они покинут нас навсегда, это будет дурным предзнаменованием.
Я пересек пустынный двор, где уже пролегли длинные тени, и пошел по тропинке. У первого поворота, за тамарисковой рощицей, поджидали меня мои спутницы. Они не задали мне ни одного вопроса, и я тоже ничего не рассказал им о своем визите. Странно, но больше уже не было разговора о том, чтобы завязать мне глаза. Таким образом, я мог свободно любоваться закатом, который, как и обещал граф, оказался великолепным. Воду между тростниками оживляли лиловые отблески, а когда мы приблизились к лагуне, стая фламинго взметнулась ввысь, описав большую дугу, и на фоне заката вырисовывались черные силуэты птиц. Затем вся стая дружно сделала разворот, показав нам розовые крылья.
На другой день Дюрбен вернулся из столицы. Бледный, измученный. Левое веко нервно подергивалось.
— Ну что? — спросил я его, едва он появился.
— Новости неважные, — ответил он. — Я сейчас вам все расскажу. Ну и негодяи!
Он обошел всех. Бился до последнего, но дело обстояло гораздо хуже, чем он предполагал. Какая-то скрытая зараза охватила финансовые и политические круги: симптомы недуга он заметил даже среди своих друзей. Люди, очевидно, почуяли, что с Юга потянуло запахом наживы. Некоторые открыто говорили о выгодах, другие — о духе времени, о необходимости расширять сферы деятельности, иные же — зачастую это были одни и те же — о человечности и филантропии. На самом деле каждый уже точил зубы. Молочные повыпадали, и вместо них отросли клыки не хуже, чем у хищников.
Первоначальные проекты сочли теперь слишком скромными, уже готовились разработать новый план, который, как и следовало ожидать, посягал на заповедную зону. Дюрбен напомнил о прежних обязательствах. Но в ответ лишь пожимали плечами. И говорили о «конъюнктуре» и «внутренней динамике». К тому же, мол, коренные жители возликуют, узнав, что цены на их землю подымаются. Так что в проигрыше не будет никто!
— Это не так-то просто, — возражал им Дюрбен. — Вы их не знаете. Они дорожат своим образом жизни. Постарайтесь и вы их понять!
— Вот увидите, они изменят свои взгляды.
Дюрбен пытался объяснять, доказывать. Его вежливо выслушивали, обещали принять во внимание его мнение в частностях, но в главном он наталкивался на стену.
— Взгляните-ка на эти планы, — сказал он мне.
От Калляжа тянулись две заштрихованные зоны, похожие на гигантские крылья, раскинувшиеся вдоль побережья и уходившие своими концами в глубь края, Дюрбен указал на них пальцем:
— Здесь аэродром. Там жилые районы. Дальше промышленная зона. И повсюду — нефтяные разработки!
— Но ведь это еще окончательно не утверждено.
— Да. Это только проект, но его принимают серьезно.
— А сроки?
— Два, три года. Возможно, меньше. Но до этого надо построить Калляж. И вот тут-то я и держу их в руках, ибо на данный момент только я могу это сделать. И все же, если я выступлю против их проекта в целом, они не постесняются отделаться от меня. Желающих хватает, и они с нетерпением подстерегают каждый мой неверный шаг. Поэтому приходится хитрить, тянуть время, драться. Да, оставаться на своем посту, чтобы драться. А кому это под силу, кроме нас? Мы обязаны построить этот город, наш город!
Он сжал кулаки, его снова захватила страсть.
— А как здесь? — спросил он. — Все в порядке?
Я кратко отчитался ему в делах, а также рассказал о своем разговоре с графом, не уточняя, однако, обстоятельств нашего свидания. Дюрбен слушал меня, покачивая головой, но я чувствовал, что он слишком поглощен собственными мыслями и слушает невнимательно. Еще неделю назад он наверняка захотел бы поговорить с графом Лара. Но сейчас он был слишком утомлен и просто сказал:
— Да, мне следовало бы с ним повидаться, побеседовать. Мы это устроим, как только дела наладятся.
Но шли дни, нам приходилось хлопотать, прибегать к уловкам, обороняться, и было уже не до графа Лара.
Именно в то время произошло событие, поразившее воображение всего болотного края. Стадо быков примерно в сорок голов вслед за своим вожаком бросилось в канал и потонуло. На рассвете сторожа обнаружили их трупы, прибитые к плотине. И тут уж развязались языки. Здесь в быках знали толк: подобного еще никогда не случалось. Какой-то старик, правда, утверждал, что примерно такой же случай был в начале века, но при каких обстоятельствах, он не помнил. Говорил то одно, то другое. Просто выживший из ума старик, известный пустомеля. К тому же в его рассказе фигурировало не стадо, а всего несколько животных. Слушали его рассеянно и тут же забывали его россказни. Каждый понимал, что произошло нечто совершенно чудовищное, вроде таких ужасов, как, скажем, кровавый дождь, говорящие лошади, рана на солнце. Каждый предлагал свое объяснение. Тут были и паника, и жажда, и коллективный психоз, и землетрясение, и воздействие луны, но ни одно из этих объяснений не удовлетворяло людей, занимавшихся скотоводством испокон веков. Кто-то пустил даже версию о «летающих тарелках» и пожал известный успех. Так шаг за шагом добрались до Калляжа, хотя событие это произошло далеко от строительства. Наши подъемные краны, наши механизмы, загрязненная вода, распотрошенная земля, вечный шум, разносимый ветром, — всего этого вполне достаточно, чтобы благородные животные, привыкшие к безлюдью и свободе, взбесились. А ведь то, что губительно для быков, не может быть полезно для человека. Понятно, что все эти разговорчики мало способствовали нашим делам.
Дневники «проклятого поэта».Исповедь БЕЗУМНОГО ГЕНИЯ, написанная буквально «кровью сердца». О ТАКИХ рукописях говорят — «эта книга убивает».Завладеть этими дневниками мечтали многие ученые — однако теперь, почти случайно, к ним получил доступ человек, которому они, в сущности, не нужны.Простое любопытство ученого?Осторожнее!Эта книга убивает!
Действие романа-предвосхищения, романа-предупреждения перенесено в будущее, в XXI век. Прогрессивный писатель Франции предостерегает об опасности бездумного вторжения человека в природу, пренебрежения ее законами. Помещая своих героев в экстремальные обстоятельства экологической катастрофы, Жубер верит в огромные ресурсы человеческого разума, вобравшего в себя культурный и нравственный опыт прошлых поколений, сплачивающего людей перед лицом катастрофы и позволяющего противостоять ей.
Известный поэт и писатель рассказывает о своих детских и отроческих годах. Действие книги развертывается в 30-е гг. нашего века на фоне важных исторических событий — победы Народного фронта, «странной войны» и поражения французской армии. В поэтическом рассказе об этой эпохе звучит голос трудовой Франции — Франции рабочих и сельских тружеников, которые составляют жизненную основу нации.
Кузнецов Михаил Сергеевич родился в 1986 году в Великом Новгороде. Учился в Первой университетской гимназии имени академика В.В. Сороки и Московском государственном университете леса. Работал в рекламе и маркетинге в крупных российских компаниях и малом бизнесе. В качестве участника литературных мастерских Creative Writing School публиковался в альманахе «Пашня». Опубликовано в журнале «Волга» 2017, № 5-6.
Юля стремится вырваться на работу, ведь за девять месяцев ухода за младенцем она, как ей кажется, успела превратиться в колясочного кентавра о двух ногах и четырех колесах. Только как объявить о своем решении, если близкие считают, что важнее всего материнский долг? Отец семейства, Степан, вынужден работать риелтором, хотя его страсть — программирование. Но есть ли у него хоть малейший шанс выполнить работу к назначенному сроку, притом что жена все-таки взбунтовалась? Ведь растить ребенка не так просто, как ему казалось! А уж когда из Москвы возвращается Степин отец — успешный бизнесмен и по совместительству миллионер, — забот у молодого мужа лишь прибавляется…
Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.
Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.