Человек среди песков - [24]
— Терпение — мать всех добродетелей.
— Во всяком случае, у меня это, пожалуй, самая главная добродетель.
— Каковы же другие? — улыбнулся Дюрбен.
— Четкость… верность…
— Чудесно, — согласился Дюрбен. — Я добавил бы еще — скромность. А возвращаясь к нашим делам, продолжайте, если вам угодно, свое расследование. Впрочем, по-моему, это не так уж вам неприятно.
Я чувствовал, что тревога Дюрбена рассеялась, уступив место простому любопытству. К тому же наша стража действовала на диво рьяно. Как-то патруль наткнулся ночью на пять или шесть человек, которые поспешно скрылись. Они умчались на белых конях. Однако в этом краю все лошади белые! А пастухи, вторгшиеся кое-где на территорию Калляжа, подойдя к строившемуся городу почти на два километра, стали постепенно отходить; если так и дальше пойдет, скоро они откатятся за лагуну.
— Это хороший признак, — сказал Гуру. — Терпение, терпение!
Дюрбен заметил:
— Нет, я положительно окружен терпеливыми людьми! А как идет ваше расследование, Гуру?
— Подвигается помаленьку. Имеются кое-какие сведения, но их еще надо проверить. Через несколько дней представлю вам доклад.
— Прекрасно. Жду и уповаю.
Дюрбен исподтишка взглянул на меня и перешел к вопросам поставок цемента и арматуры.
Тут все шло как нельзя лучше — материалы продолжали поступать, министерство не скупилось. Мы чувствовали за спиной солидную поддержку и были, что называется, на седьмом небе.
Как-то вечером после совещания Гуру подошел ко мне:
— Вы домой? Может, пройдемся вместе.
— С удовольствием.
— Очень уж, знаете, мы много работаем. Иногда полезно и прогуляться.
— Конечно.
Когда я устаю, особенно после совещаний, мне хочется побыть одному, однако мои отношения с Гуру были недостаточно дружескими и близкими, чтобы я мог прямо сказать ему об этом. Вечерняя прогулка под сенью дерев — как это на него не похоже. Чего хотел от меня этот тип? Я украдкой поглядывал на него. Вид у него был насмешливый, хитрый. Ей-ей, он даже что-то насвистывал.
— Какова погодка, а! — воскликнул он. — Боги к нам благосклонны даже при всех неприятностях… Кстати, это расследование — дело интересное, хотя до сих пор особых результатов не принесло. Но мои люди сообщили мне еще кое-что.
— А что именно?
— Например, говорят, что появился еще один расследователь.
— Да что вы?
— И говорят, он очень похож на вас! Забавно, не правда ли? Если вы вздумали разыгрывать из себя Шерлока Холмса, вам следовало бы меня предупредить.
Его вопросы, а главное, иронический тон начали меня раздражать. Взял на себя роль полицейского префекта, да еще слишком серьезно в нее вошел. Я ответил ему довольно резко:
— У вас, очевидно, есть возражения против того, что я время от времени захожу в тамошнюю харчевню выпить стаканчик вина?
— Конечно же, нет, — ответил он добродушно. — Наоборот. Чем больше людей брошено на прорыв, тем лучше!
— Я разнюхиваю, что к чему, вот и все!
— Ну и прекрасно, продолжайте в том же духе и, если пронюхаете что-то не совсем обычное, дайте мне знать.
Я пожал плечами. Я не очень-то представлял себя в роли осведомителя, и мне вовсе не улыбалось отчитываться перед Гуру.
— Послушайте, — продолжал он, — раза два вы по неведению разговаривали с моим человеком. Мне стало известно, что вам тоже приходится нелегко. Так вот, на всякий случай я сообщу вам кое-что. Знаете Лиловое кафе в Модюи?
— Нет.
— Вам нужно туда как-нибудь взглянуть. Любопытное местечко.
— Любопытное? В каком отношении?
Он бросил на меня хитрый взгляд.
— Во многих, сами увидите.
Мы подошли к моему коттеджу.
— Ну что же, всего хорошего, — сказал Гуру. — У вас очень милый садик. Так помните: Лиловое кафе!
По вечерам я слышал у себя под окном песенку:
Я выходил на террасу и обнаруживал в саду на дорожке Софи, которая вытягивала мордочку, как песик в ожидании кусочка сахара. А иногда она пряталась за сосной. Я видел ее тень, но делал вид, что ничего не замечаю, и произносил громко, чтобы она слышала меня:
— А я-то думал, что здесь кто-то есть? Значит, просто показалось.
Она не выходила из своего укрытия, но я догадывался, что она улыбается, и добавлял:
— Ну конечно же, в этом краю полно крылатых фей.
Или же говорил:
— Это, наверное, мне почудился огромный розовый фламинго.
Она выскакивала на дорожку и кричала:
— Я королева болот.
Смотря по настроению, она объявляла себя то королевой горлиц, то пчел, то морей.
— Ты меня видел?
— Нет.
— Точно?
— Точно. Я вижу только тени.
— А что ты делаешь?
— Работаю.
— Вечно ты работаешь.
— Да, частенько.
— Как папа. Посмотри, что я нашла.
Она протягивала руку.
— Не вижу. Ты далеко стоишь… Заходи.
— А я тебе не помешаю?
Она входила ко мне в кабинет — волосы спутанные, на брючках засохла тина, к кофточке пристали колючки.
Она приближалась ко мне, сжав кулачок. И быстро разжимала пальцы, чтобы показать свое новое чудо.
Я не раз замечал, что Софи даже не смотрит в сторону Калляжа; я спросил ее как-то, что она думает стройке. Неужели эти скрежещущие, пыхтящие чудовища, пожирающие песок, все эти бульдозеры, скреперы, подъемные краны, землечерпалки совсем не интересуют ее?
