Человек среди песков - [20]
— Возможно, они правы.
— Возможно. А тебе нравится Калляж?
— Мне нравятся пирамиды, которые строит мой папа. Они красивые. Но лучше бы он их строил где-нибудь в другом месте. Я тут больше всего люблю болота. Я хотела бы целыми днями скакать на лошади по болотам или же самой превратиться в лошадь. У меня была бы длинная белая грива…
Когда мы возвращались в Калляж, она рассказывала мне о своей школе, куда вернется в октябре, о своих подружках, о книгах и о том, что Присцилла не вышла замуж за муравьеда, а сама стала муравьедом.
— Вот почему я решила стать лошадью.
Я подвез ее к самому коттеджу. Она принялась перескакивать сразу через несколько ступенек, а на пороге обернулась и, тряхнув косичками, скрылась за дверью.
Я вернулся к себе и вновь погрузился в расчеты.
И вот однажды ночью…
Но разве я раньше не говорил, что страдаю бессонницей? Правда, не той жестокой, что терзает всю ночь напролет, но тем не менее у меня из сна обычно выпадало три-четыре часа. Так могло длиться неделю, а то и месяц. Как видите, никакой особой трагедии. То меня одолевали дневные расчеты, то какая-нибудь забота, которую я надеялся придушить подушкой, а то брошенные вскользь слова разрастались, как лесной пожар. Были ли тому причиной перевозбуждение или усталость? В первые месяцы пребывания в Калляже меня совсем замучила лихорадочная бессонница, усугубленная июльской жарой. Я вертелся в поту с боку на бок, а жужжание прямо над моим ухом свидетельствовало о том, что даже нашим самым умелым энтомологам не удалось уничтожить племя москитов. Я сдавался и вставал с постели. Я читал (помнится, именно тогда мне вздумалось перечитать «Фауста» Гёте), сидел на террасе или же бродил по стройке. Ночи были ясными, квакали лягушки на болотах, небо над головой — все в звездах, над морем — луна.
Невдалеке чуть поблескивали террасы пирамид и огромные спящие машины. Должно быть, пастухи перегнали гурты вглубь, к болотам, так что я с трудом различал вспышки костров. Светилось только окно в хибарке ночного сторожа, и я видел его неподвижный силуэт, видел, как он время от времени подносил ко рту сигарету или листал страницы газеты. Когда он совершал обход, я иногда сталкивался с ним. Он направлял мне в лицо луч своего фонаря.
— А, это вы? Доброй ночи.
— Да, я. Доброй ночи.
Мы обменивались несколькими словами и в конце концов познакомились. Порой, когда дул ветер с моря, медленно и беззвучно вращались высокие подъемные краны.
Итак, однажды ночью я вышел из дома. Было душно. Где-то еще с вечера бродила гроза, которая никак не могла разразиться. По временам тучи закрывали луну, и все внезапно погружалось во мрак. Я дошел до «гавани», как мы называли район будущего порта, надеясь, что у воды будет прохладнее. И в самом деле, здесь, где предполагалось разбить бульвар, пока еще заваленный строительными материалами и мусором, дышалось легче; и отсюда было слышно, как с чмоканьем засасывало куда-то между свай воды прибоя. В фарватерном канале на носу землечерпалки горел сигнальный огонь.
Проходя вдоль опорной стенки, я услышал звук шагов, а затем чей-то говор. По ту сторону насыпи на фоне неба вырисовывался силуэт человека, и я подумал вначале, что это сторож. Я уже совсем было собрался его окликнуть, но он махнул рукой куда-то в темноту, словно сзывал невидимых своих сообщников, в то же время призывая их к осторожности, и я не крикнул. К тому же во всем облике этого человека, пригнувшегося сейчас к пирсу, было что-то странное, хотя различить в темноте его лицо и одежду я не мог. К нему подошли еще двое. Я стоял неподвижно, плотнее прижимаясь к камням, нo, очевидно, они заметили меня, а может, мою тень, которую луна, выглянув из облаков, бросила на землю. Раздался чей-то предупреждающий шепот, и все трое исчезли так бесшумно, словно на ногах у них была войлочная обувь.
Я не принадлежу к числу храбрецов или, скажем, если угодно, к числу неосторожных людей. Я не бросился за ними вдогонку и, лишь выждав некоторое время, решился заглянуть через стену. Они добрались уже до края пирамиды. Завернули за угол ее цоколя и исчезли. Впрочем, луну снова затянуло тучами, а в темноте все равно никого не обнаружишь, так что я уже не испытывал угрызений совести. Чуть позже мне почудилось, будто я слышу конский топот.
Показался свет: на сей раз это был сторож. Я крикнул ему:
— Вы их видели?
— Кого?
— Трех человек. Вон там!
— Нет, — ответил он.
— Что они тут делали в такое время?
— Наверное, это рабочие.
— Я слышал конский топот. Вы ничего не замечали раньше по ночам? Со стройки ничего не исчезало?
— Нет.
Но по его неуверенному тону, по лаконичности ответов я вдруг догадался, что знает он гораздо больше, чем говорит.
— Странно. А вы не думаете, что сюда могли забрести пастухи просто из любопытства?
— Вряд ли, — рассмеялся он. — Их, как известно, ничто не интересует, кроме быков. Над ними даже подшучивают. Говорят, что у них в штанах бычьи хвосты. Поэтому сами понимаете, Калляж…
— А вы откуда? — спросил я его.
— Из Модюи.
— Где это?
— Да тут, на болотах, деревня такая…
— Далеко отсюда?
— Девять или десять километров… Ну ладно, — вдруг сказал он, — спокойной ночи, мне еще обход делать.
Дневники «проклятого поэта».Исповедь БЕЗУМНОГО ГЕНИЯ, написанная буквально «кровью сердца». О ТАКИХ рукописях говорят — «эта книга убивает».Завладеть этими дневниками мечтали многие ученые — однако теперь, почти случайно, к ним получил доступ человек, которому они, в сущности, не нужны.Простое любопытство ученого?Осторожнее!Эта книга убивает!
Действие романа-предвосхищения, романа-предупреждения перенесено в будущее, в XXI век. Прогрессивный писатель Франции предостерегает об опасности бездумного вторжения человека в природу, пренебрежения ее законами. Помещая своих героев в экстремальные обстоятельства экологической катастрофы, Жубер верит в огромные ресурсы человеческого разума, вобравшего в себя культурный и нравственный опыт прошлых поколений, сплачивающего людей перед лицом катастрофы и позволяющего противостоять ей.
Известный поэт и писатель рассказывает о своих детских и отроческих годах. Действие книги развертывается в 30-е гг. нашего века на фоне важных исторических событий — победы Народного фронта, «странной войны» и поражения французской армии. В поэтическом рассказе об этой эпохе звучит голос трудовой Франции — Франции рабочих и сельских тружеников, которые составляют жизненную основу нации.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.