Человек с синдромом дна - [35]

Равенство в безысходности

Кажется мне, что социалистическое, большевистское равенство с гражданами злую шутку сыграло. Заметила — люди разных слоев (прослоек), разных статусов, «аристократы духа», аристократы и полу (по крови) — все в приближении имеют свойство наслаждаться всяким падением ближних, недосягаемостью определенных сверхвершин, всеобщей недоступностью как Великого, так и даже Приличного.

Все здесь будто влачат существованье —

нищие в дырявых надеждах,

и шикарные женщины,

выходящие из авто

также влачат манто.

И всякая возможность выхода за грани этого сплетенного общей безысходной общества — здесь ровно страшит — и нищего и богатого, низменного и духовного — все они равны в зоркости своей, все возвышение, вся карьера, вся статусность отдельных персон — подобны возвышению вышки над зоной, откуда всеобщей и недрожащей рукой будет расстрелян всякий отчаянный и бессмысленный беглец.

Яма

Юрий Мамлеев полагает, что падение — есть возвышение. Чем глубже падаешь, тем больше выталкивает вверх. По мне же — падение невозможно. Жизнь, самая осуществленность — и есть предел, яма. «Падение». Так же важно помнить, что пресловутые «добро» — «зло», «верх» — «низ» — манипуляции, по сути. Имеющие место в социуме, но метафизически, онтологически отсутствующие. Пустые понятия. В первую очередь по отношению к Подлинному Я.

И только подлинное Я — есть мера мер.

Кое не в падении. И не в возвышении.

А в Преодолевающих Отстраненности-Удаленности. Преодолевающих. И побеждающих.

Самодостаточность

Самодостаточность — эта не та распрекрасная прелесть, о которой вы все мечтаете. Это, в первую очередь, отчетливое понимание, что все ваши необходимости, все ваши надобности — вне человека, и помимо него.

Капитал матрицы

Коли речь зашла о репрессивном значении семьи, стоит отметить характерную черту нашего общества — тотальным фоном, жутким дизайном, инферно-пейзажем — орущие дети, дети на которых орут, орущие дети, визжащие дети, как-будто заранее измотанные жизнью, устремленные в небытие, морщинистые, связанные пеленками младенчики.

Не дети даже, а некие сущности, вынужденные изображать детей, подчиняясь насилию и согласно предписанию.

Дети эти, бесправные эти сущности — есть продукт сублимации так называемой «воли к власти» (не люблю этот термин, но здесь употребляю для простоты), «воли к власти» их импринтингованных родителей, реализующих компенсаторную цепочку насилия в безопасном (и, безусловно, удобном) для государства русле, не претендуя, таким образом, на реальную, политическую власть.

Воистину, мир (бытие) не только стОит слезинки ребенка, но и оплачены ею.

Вот он ваш золотой резерв, пенсионный фонд. И нефтяные ресурсы в придачу. В кубе.

Жди и ты

Жди и ты, когда по реке Вол-га

Будет плыть труп твоего врага.

И придут волшебные волки-волки,

Шедшие издалека долго.

Август

Еще не осень не сень, ни тень,

Ни туч обезглавленное тягучее мленье.

Август густ, как сок выжженных деревень.

И мир, как безнаказанное преступленье.

Хаосень

…Здесь сгорел сумасшедшим пухом

Скарлатинный оргазм ХаОса.

И как хармсовская старуха

Жизнь беззубо сжевала Осень…

В хохотанье хаоса

В этой столице, чей пафос безлицый таит то сиротство,

Русскую сырость, тоскливую почву — болотце —

Плацем кремлевским, где строем пацанчики-монстры

Ходят — не принцы — в хтони кошмарной —

никто они —

Нити из ада, растения тины

и комы смертельносекомые.

Носят они в нарисованных мордах росписи мордора.

Рот их дыряво орет как деревья отрубленным голосом

Славят топор, расчленяющий сущность отсутствия

И извиваясь медузно и грязно, вы более водоросли…

Русская хтонь в хохотанье ХаОса утонет ли?

Или фатального Курска дождется

В патриотическо-некрофилической гордости?