Человек с синдромом дна - [15]

* * *

Мне очень нравится, как советские называют либерализм «бесчеловечным». Ну это из серии про «бездуховный Запад и загнивающий капитализм». Современный язык и стиль мышления чудовищно контрастирует с этой словесной клишированной архаикой. А ежели серьезно — человечней либерализма ничего не придумано. Ну если в термине человечность вообще искать какой-то позитивный (он же полезный, рациональный, он же гуманистический (извините) смысл. Гуманизм следует понимать как общественный эгоизм, индивидуализм, а не как-то там абстрактно. Ибо абстрактного человека не существует.

* * *

Полагаю, ультрабогатому человеку умирать тяжелее всего. Но именно такую смерть я назвала бы осознанной.

* * *

Апокалипсис — это по крайне мере справедливо. Этакий некрокоммунизм. Под справедливостью я полагаю ту ситуацию, где Социальную Личность уже не беспокоит вопрос конкуренции. После «смерти бога» выше Социальной Личности — Личности нет.

* * *

В случае психопата (повторюсь, это мой любимый тип) мне всегда казалось важным довести до предела, до (выносимой) крайности именно черты «патологические», антисоциальные (в рамках закона, конечно). Я бы назвала это натягиванием человека на гения.

К слову, психиатрию, психологию и психоанализ можно считать науками лишь в тех пределах, где они внесоциальны. К сожалению, пределы эти крайне малы.

И подобные науки являются, конечно, служителями диктатуры. В первую очередь.

* * *

«Идешь к женщине, не забудь хвостик Иа-Иа» — как приговаривал Денщик мой, Ванька.

Многие ницшеанцы, прошу заметить, тайные мазохисты, безвольные личности, маменькины сынки. В их глазах всегда просвечивает мутноглазая, печеночная бычья печаль. При приближении зрачок их становится будто бы бульонисто-склизким. Это страх, коий они выделяют из каждой поры, словно медузные какие-то сущности, чтоб присосаться к миру. Иначе — они отваливаются, как-бы теряются. Испытывают отчуждение, одиночество, как-то так.

* * *

Понимание безнадежно. Надежду оставляют интеллектуальным нищим.

* * *

Признаком «взрослости» считают готовность к смерти. Но. Человек, готовый к смерти — не «готов» к смерти. Он уже умер.

Д. Дворня

Некоторые привилегированные слои полагают себя аристократией. На самом деле — номенклатура происходит от одного персонажа Салтыкова-Щедрина — а именно — хозяйского камердинера, потребляющего только те эмоции, которые ему выдают. То есть — вся элита, которую мы имеем — это вышколенная дворня.

* * *

Пропаганда плюс силовой ресурс — то, что дает правду. Никакой абстрактной правды кроме онтологического понимания сути природы вещей и некоторого количества научных законов не существует.

* * *

Новый год — это два потерянных месяца. Дела не делаются в декабре, потому что скоро. И в январе — потому что уже. Ничего хорошего в новом году, как известно, не случается. Все та же советская чушь — пьяные мужички, дурнопомаженные и скороухоженные женщины, некрохолодец, остервенелые фейерверки, речь президента, совкино, гологнь. Сама я не справляю. Но люди говорят. Денщик мой каждый Новый год утыкался в салат оливье. И даже не из мазохизма, а от верности Традиции. Человек знающий, что его ничего не ждет верен традиции. Чем хуже традиция, тем больше верен. Так вышло. Потому все, чего у вас не было в том году и не стало в этом, того еще больше более не будет. Поэтому не желаю. ТакЪ.

* * *

Нелюдь под шубой — Венера в Мехах. В своем окончательном сверхчеловеческом пределе.

Родина-мать-некрофилия

А «груз 200» никого в Россиюшке не отрезвляет. Он как-бы успокаивает и дает такую томно-тоскливую, водочную прелестную меланхолию, такой войно-валиум, такую грудастую домохозяйку из агитпроповского кино, еще не успевшую, да и не смогшую распластаться собственной красочной смертью в мехах.

Так русские матери бегут от потрепанных в злой горошек халатцев, от морщин, старости и уродства, от бессмыслицы тотальной бытия, которую вдруг слизнуло сладостное отчаянье и утробно прокатилось где-то по неатрофировавшейся еще, еще страстной плоти, и там предоргазменным каким-то христианским озарением-катарсисом, остановилось что-то схлопнулось. И успокоилось шаловливым анонимным чудовищем, связанным с этим миром ненасытной утробной глоткой, превосходящей всякую бездну в беспощадной и хохочущей своей глубине.

Ваши матери — ваши убийцы.

Принц Оранжевых Утр (детское)

Нас уносят с суда,

Где бессмысленно мудр

В белом призраке льда

Принц Оранжевых Утр.

Как кончатель ночей,

Как начатель начал,

Мимо странных зверей

Шел в серебряный зал.

Нас кидают во тьму,

Забывая навек.

Лишь ему одному

Равнодушится снег.

Равнохолоден миг

Лишь ему одному.

И раздарен весь мир.

Лишь его никому.

Нас уносят с суда.

Что здесь грех? Что здесь дух?

Ты привык, что всегда

Ты был первым из двух.

А теперь ты один

Среди льдин обнулен.

Принц Оранжевых Льдин —

Это ты или он?

Нас не стоит прощать.

Мы случайны. Наш срок —

Именная печать

На отделанный гроб.

Сколько слов… Столько слез…

Сколько сомкнутых рук…

Яркий Принц нас унес.

Не надейся на «вдруг».

Ниже, чем самый низ,

Выше, чем самый верх.

Никакие огни

Не досветят до век.

В середине тепла

Не забыть, не уснуть.

И следы мягких лап