Человек с луны - [7]

—  Сколько комаров! — говорил он. — Не помогают никакие сетки! Посмотрите, какие подушки у меня на руках и ногах. Это всё комары.

Он закуривал трубочку и усаживался на дерево рядом с Маклаем. Красноватый огонёк светился в темноте. Маклай молчал и думал. Словоохотливый Ульсон не замечал этого.

—  Этот Туй — тоже продувная бестия, — говорил он. — Вертится всё время здесь то один, то со своими сыновьями. Почему они не работают? У них, верно, нет даже огородов?

—  У них есть плантации сахарного тростника, — коротко ответил Маклай. — Женщины работают на этих плантациях.

Ульсон неодобрительно покачал головой:

—  Здесь слишком много растёт всего на деревьях. Им нужно только протянуть руку и взять. Это нехорошо. Это развивает в человеке лень. Было бы лучше, если бы они копали землю и сажали капусту, как все приличные люди. А скажите, пожалуйста, — продолжал он без всякого перехода, — у нас в Швеции не могли бы расти такие деревья? Мне кажется, это несправедливо, что каким-то цветным дано то, чего нет у настоящих, белых людей. Моей жене тоже было бы приятно есть бананы прямо с дерева!..

Но Маклай уже не слушал Ульсона:

—  Спокойной вахты, Ульсон. Я постараюсь заснуть. Завтра чуть свет я пойду побродить. Не беспокойтесь, если вернусь поздно.

—  Нет, не очень поздно! — умолял Ульсон. — Пожалуйста, не очень поздно! И не забудьте взять с собой оружие. 

   Но Маклай только пожал плечами:

— Я беру оружие только на охоту. А к людям я хожу без оружия. Завтра я иду к людям, Ульсон!

И, поглядев ещё раз на море и звёзды, Маклай поднялся в своё жилище,

НОВАЯ ДЕРЕВНЯ

Утром Маклай ещё раз проверил своё решение.

«Конечно, всякий меня назовёт чудаком, — говорил он сам себе, прилаживая дорожный мешок. — Может быть, я и вправду чудак. Папуасы вовсе не обязаны видеть во мне непременно друга. Они могут напасть на меня, и тогда я должен буду защищаться. Значит, револьвер должен быть со мной. Так. Хорошо. А с другой стороны, что я сделаю со своим револьвером против сотни сильных и ловких людей? Перестреляю человек пять или шесть, а потом всё равно сдамся. Легче ли мне будет умирать, если я убью этих пятерых? Думаю, что нет!» Маклай взял в руки револьвер и подбросил его на ладони.

«А главное, опасно то, что я и сам не знаю, как буду вести себя с такой штучкой в кармане. Вдруг мне не понравится что-нибудь в обращении папуасов? Предположим, что я рассержусь и выйду из себя. Кто может ручаться, что я не выстрелю, пускай даже в воздух? Какая же будет у меня потом дружба с папуасами? Никакой, конечно!»

Маклай решительно сунул револьвер в открытый ящик стола. Револьвер остался дома. Вместо него Маклай положил в карман записную книжку и карандаш.

Ульсон и Бой спали. Туман ещё цеплялся за ветки деревьев и стлался по земле. Маклай вышел на тропинку и углубился в лес. Ему хотелось пройти в  Горенду, в деревню, в которой он впервые встретил Туя.

Жители Горенду были ближайшими соседями Маклая. Это оттуда доносились по ночам глухие звуки дудок и барабанов — больших, искусно выдолбленных обрубков дерева. Это над Горенду поднимались по утрам высокие столбы дыма. Это оттуда к хижине Маклая приходили каждый день молчаливые и любопытные гости.

Горенду была близко, и Маклаю казалось, что тропинка сама приведёт его к ней.

Шагалось легко. Солнце было ещё низко. Утренний лес был полон росы, блеска, птичьих голосов. Ноги точно сами перепрыгивали через корни деревьев. Плечи легко раздвигали ветки вьющихся растений.

Резкий крик птиц лори привлёк внимание Маклая.

Он поднял голову. Птицы перелетали с ветки на ветку, похожие на пёстрые, неожиданно ожившие цветы. Красные, жёлтые, синие крылья были ещё ярче от солнечного блеска, сочившегося меж листьев.

Маклай вдруг остановился. Прямо над его головой, совсем невысоко, вспорхнула птица, не похожая на остальных нарядных своих подруг.

Это была кокки — птица-шалашник, размером и чёрно-сизым оперением сразу напомнившая Маклаю его землячек — простых русских галок.

Маклай засмеялся.

—  Галочка! — позвал он её. — Галя!

Кокки не испугалась. Чёрный блестящий глазок зорко глядел на человека. Затем птица лениво взлетела и пересела на соседний куст. Маклай сделал несколько шагов по направлению к ней.

—  Ах ты, галочка! — повторил он. — Ах ты, галя! Птица опять перепорхнула на другое дерево. 

    Маклай протянул осторожно руку. Птица была близко. Казалось, он может достать её. Его почему-то умиляли её простые чёрные пёрышки, её любопытный глазок, наклонённая набок головка.

Ему сразу припомнилось детство в деревне, рыхлый мартовский снег и галки на ветвях прозрачных берёз.

Промочив до коленей ноги, он по целым дням бродил тогда по оттаявшим дорогам, пускал кораблики по вздутым мутным ручьям.

Ещё тогда, в селе Рождественском, Новгородской губернии, одиннадцатилетним мальчуганом, он твёрдо решил стать путешественником. Далось это ему нелегко. Отец умер рано, средств не хватало, жизнь была трудной. Но как бы то ни было, а намерение своё он выполнил.

И сейчас перед ним не простая родная галка, а новогвинейская птица кокки, за спиной — океан, под ногами — тропинка в папуасскую деревню Горёнду. И вдруг Маклай с удивлением огляделся вокруг себя.