Человек с двойным дном - [61]
А если я не напишу эту главу, что подумают на Лубянке? Испугался. И что придумают? Пустят в оборот собственную версию моего поведения в их замечательной организации. Коль они даже Солженицына пробовали дискредитировать тем, что, якобы, Александр Исаевич когда-то был недостаточно стоек в отношениях с ними, то со мной и вовсе церемониться не станут. Наплетут с три короба. Потом поди доказывай, что ты не верблюд. Они же действуют по геббельсовскому принципу: ври больше — что-то в мозгах останется.
Однажды оговорить меня уже пытались. Подбросил аноним в конце 1973 года в Шведское посольство записку. Признался в ней в любви к Швеции и посетовал на то, что аккредитованные в Москве неосмотрительные шведские дипломаты встречаются с плохими людьми — Глезером и Жарких, которые называют их, то-есть дипломатов, шпионами. Где называют? — аноним-доброжелатель умолчал. Но не на базаре же! Естественно, на Лубянке. Значит, Глезер и Жарких — стукачи. Держитесь, иностранные граждане, от них подальше!
Но все предыдущее, так сказать, предисловие к главе. Перейдем к ней самой. Итак, я оказался изгнанным из Профкома литераторов, без работы, без средств к существованию. Типичный тунеядец, которого при желании власти могут насильственно трудоустроить или выселить из Москвы. Почти все поэты, коих мне довелось переводить, немедленно отказались от моих переводов. Вдобавок кто-то распустил слух, будто я уже арестован (после подобного фельетона почему бы и нет?), так что меня вроде бы уже и не было. Что оставалось делать в моем положении? Оскар одолжил тысячу рублей, я положил их в сберкассу. Глядите, мол, не тунеядец — скопил деньги. Летом по настоянию Майи мы отправились отдыхать не куда-нибудь, а на Черное море, причем знакомые достали путевки в писательский Дом творчества в Гаграх. Специально туда, чтобы пишущая братия убедилась, что еще жив и на воле. Вспоминаю выпученные глаза председателя Союза писателей Башкирии Назара Наджми, столкнувшегося со мной на пляже:
— Это ты?! Ты не арестован?
— А за что меня арестовывать?
— Но в фельетоне всякое писали…
— Мало ли о чем пишут фельетоны?
Он согласно кивает, но предпочитает держаться подальше. Непонятная история: человека назвали многоженцем, дельцом, антисоветчиком и не посадили, пустили гулять на Черноморское побережье. Начальника башкирских поэтов и прозаиков даже слегка оскорбляет, что ему приходится нежиться под одним и тем же солнцем, на одном и том же песке с этой подозрительной личностью.
И с не меньшим удивлением встречали меня через месяц в Тбилиси. Все пребывали в полной уверенности, что я давным-давно за решеткой. Между тем я отправил два почти идентичных письма: секретарю ЦК по идеологическим вопросам Демичеву и шефу КГБ Андропову. В обоих я доказывал, что фельетон — клеветнический, прося разобраться в фактах и либо опровергнуть ложь, либо арестовать меня. Своеобразным ответом было появление в сентябре в нашей квартире милиционера, который с места в карьер потребовал, чтобы я прекратил тунеядствовать и шел на службу. Ни книжки мои, ни объяснения, что я отложил деньги и живу на них, ни демонстрация единственного, не разорванного со мной договора нисколько на него не повлияли. Твердил, как попка:
— Обязаны трудоустроиться.
Да, свои планы Лубянка осуществляла четко. После второго и третьего милицейского захода стало ясно, что необходимо действовать. Попытки устроиться куда-нибудь инженером успеха не имели. Кто же возьмет еврея, да еще с клеймом антисоветчика? В ночные сторожа или истопники с высшим образованием не брали. Оставалось последнее: определиться фиктивным секретарем без жалованья, лишь для справки, что работаю, к писателю или ученому. Несколько лет назад это не представляло особой сложности. Многие считали за честь помочь попавшему в опасное положение диссиденту. Но теперь на дворе стоял не 1967, а 1970 год.
Напрасно друзья стучались в двери писателей, напрасно надеялись на, якобы, более независимых ученых. Люди снова научились бояться. Когда, наконец, милиция ультимативно предложила в двухнедельный срок подыскать работу, я отправился за советом к известному адвокату Дине Каменской, которая прославилась смелыми выступлениями в защиту диссидентов на процессах шестидесятых годов. Ей потом запретили защищать такого рода обвиняемых. Мне хотелось узнать, могу ли я как-нибудь отбиться от милицейских, опираясь на закон.
Вот, дескать, переведенные книги, вот публикации в журналах, живу на то, что заработал, говорить о тунеядстве не приходится. Адвоката моя логика рассмешила:
— Вы живете в бесправовом государстве! Невзирая на законы, с вами сделают все, что угодно. — Она задумалась и вдруг сказала: — Лучше всего пойти на Лубянку самому.
От неожиданности я подскочил на стуле:
— Зачем?!
— Это единственная организация, которая в таком частном случае, как ваш, не побоится взять на себя ответственность за самостоятельное решение.
— Они меня станут вербовать!
— Наверно. Но завербоваться или нет зависит от вас.
— Какой же им смысл идти мне навстречу, если я отказываюсь с ними сотрудничать?
— Они иногда делают непонятные вещи. — И Каменская рассказала, как мыкалась Ирина Жолковская, жена Алика Гинзбурга. Его арестовали за несколько дней до официального оформления их брака и, хотя существовали доказательства, что Алик и Ира давно живут как супруги, эти доказательства использовались лишь для того, чтоб испакостить ей жизнь. Ирину преследовали, увольняли со службы, мол, она жена Гинзбурга, и в то же время не пускали на свидания с ним, так как их брак не зарегистрирован в ЗАГСе и, следовательно, она ему не жена. С просьбой оформить брак с заключенным Гинзбургом Жолковская обращалась к председателю Президиума Верховного Совета СССР, к председателю Совета министров, в ЦК КПСС. И всюду наталкивалась на категорическое «нет». Она поехала на Лубянку. И там, неясно почему, посчитали нужным ей помочь. Не выдвинув никаких условий, словно это было заурядным явлением, Ирину доставили в лагерь, где и зарегистрировали с Гинзбургом.
«Особое чувство собственного ирландства» — сборник лиричных и остроумных эссе о Дублине и горожанах вообще, национальном ирландском характере и человеческих нравах в принципе, о споре традиций и нового. Его автор Пат Инголдзби — великий дублинский романтик XX века, поэт, драматург, а в прошлом — еще и звезда ирландского телевидения, любимец детей. Эта ироничная и пронизанная ностальгией книга доставит вам истинное удовольствие.
Жизнь и учения странствующего йогина Патрула Ринпоче – высокочтимого буддийского мастера и учёного XIX века из Тибета – оживают в правдивых историях, собранных и переведённых французским буддийским монахом Матье Рикаром. В их основе – устные рассказы великих учителей современности, а также тибетские письменные источники.
Закончился век двадцатый, и сегодня мы живем в XXI веке. Жизнь провела меня через многие профессии. Работал я депутатом парламента и мэром Сеула. Сегодня народ доверил мне пост Президента страны. Но как бы ни менялись мои должности и посты, как бы ни складывались мои жизненные обстоятельства в стремительном течении времени, есть то, что для меня остаётся неизменным. Это моё твёрдое убеждение: В жизни чудес не бывает!
Предлагаемая работа — это живые зарисовки непосредственного свидетеля бурных и скоротечных кровавых событий и процессов, происходивших в Ираке в период оккупации в 2004—2005 гг. Несмотря на то, что российское посольство находилось в весьма непривычных, некомфортных с точки зрения дипломатии, условиях, оно продолжало функционировать, как отлаженный механизм, а его сотрудники добросовестно выполняли свои обязанности.
Книга «Святые и пророки Белой Руси» призвана открыть глаза нашим современникам на тот очевидный для серьезных историков, филологов и православных богословов факт, что и в Москве, и во Владивостоке, и в Бресте, и в Гродно, в Полоцке и Витебске, и в Киеве с Ужгородом живет один православный русский народ. Все усилия тоталитарной русофобской пропаганды, призванные насадить в умах и сердцах русских людей Белой и Малой Руси противоположное, будут сведены на нет, если обманутым «геббельсовской» русофобской пропагандой людям привести документы, факты их собственной истории «от Адама до Потсдама» и выстраданную, научно и богословски выверенную позицию великих людей Белой Руси, многие из которых прославлены Русской Православной Церковью в лике святых, а те, кто из описанных в книге еще не прославлен, являются великими национальными пророками и светочами Белой и Малой Руси.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.