Человек, рожденный на Царство : [12 радиоспектаклей] ; Статьи и эссе - [63]
Ф л а в и й. Узнал. Он весьма известен. У него банда в горах. Но что‑то с ними случилось, как раз в тот день, когда этот Иисус пришел в Иерусалим.
П и л а т. Видимо, донос неверен. (Читает протокол.) О, боги! Что это? Кощунство, колдовство, нарушение субботы — сколько понаписано! Надеюсь, они в этом разбираются. (Топот двух солдат.) Да, войдите.
С е р ж а н т. Заключенный здесь, господин мой.
П и л а т. Хорошо. Посмотрим, посмотрим… М–да, приятная внешность. И взгляд прямой. Да, да, да… Жаль Его казнить. Нам бы такой пригодился… Приговор есть?
Марк. Да, господин мой.
П и л а т. Надеюсь, все по форме. Так, так…"Иисус сын Иосифов… из Назарета… плотник… 33 года… обвинен синедрионом… 14 нисана… кощунство… так, так, так… смертная казнь". Хорошо. Дай перо. (Стук в дверь.) Вой–ди–те!
Раб. Прости, господин мой, — записка от госпожи Клавдии. Велела передать немедленно, где бы ты ни был.
П и л а т (другим тоном). Спасибо!.. Что же она?.. О, Флавий! Погляди.
Ф л а в и й."Не делай ничего этому человеку. Мне снился страшный сон".
П и л а т. Она так спешила, воск процарапан."Ничего не делай…"Что же мне делать?
Ф л а в и й. Пилат, госпожа моя — женщина. Женщины любят красивых проповедников.
П и л а т. Флавий, рабом ты родился, по–рабски и судишь. Молчи побольше, как Он, и когда‑нибудь тебя примут за благородного. Где приговор? Мне как раз пришло в голову… Так я и думал. Обвинен за собственные слова, под клятвой. А свидетели? Марк, ты в этом разбираешься. Как там у них, по Закону?
Марк. Прецеденты есть, но вообще… Нет, так нельзя.
П и л а т. И с этим Барухом как‑то странно. Зачем такая спешка? Мне это все не нравится. Что‑то они крутят… Марк!
Марк. Господин мой? '? Пилат. Я не подпишу. Кайяфа здесь?
Марк. Да, со старейшинами.
П и л а т. Прекрасно. Мы к ним выйдем… Пусть этот Иисус подождет…
2. Во дворе
1–й с т а р е й ш и н а. Что он возится! Подписал — и ладно. Надеюсь, у нас все чисто?
К а й я ф а. Надеюсь и я.
1–й с т а р е й ш и н а. А, идет!
Ш а д р а х. Не вижу приговора. Боюсь, не случилось ли самое худшее.
В с е. Доброе утро, господин мой!
П и л а т (резко). Здрасьте. В чем вы Его обвиняете?
Ш а д р а х (тихо). Так. Случилось.
К а й я ф а. Если бы Он ничего не сделал, мы бы Его к тебе не вели.
П и л а т. Насколько я понимаю, это ваши внутренние дела. Поступайте по вашему Закону. Рим тут ни при чем.
К а й я ф а. По нашему Закону Он приговорен к смерти. А вот по римскому закону мы не имеем права совершить казнь.
П и л а т. Что Он сделал?
К а й я ф а. Выдавал Себя за Мессию.
П и л а т. Ну и что?
К а й я ф а. То есть — за Царя Израильского.
П и л а т. В протоколе об этом ничего нет. Я понял так, что Его судили за кощунство.
К а й я ф а (сдерживаясь). Для нас это кощунство, для Рима — измена.
П и л а т. Понятно. Значит, еще одно обвинение… Я допрошу Его сам. Посмотрим, что там такое. Марк!
Марк. Послать за переводчиком, господин мой?
П и л а т (со вздохом). Видимо, да… Постой, может, и не надо. (Они уже вышли к Иисусу). Скажи, ты латынь знаешь?
Нет, конечно. А греческий?
И и с у с. Немного знаю.
П и л а т. Хорошо. Ну, начнем. Кем Ты Себя считаешь? Царем Иудейским?
И и с у с. Ты спрашиваешь сам или они подсказали?
П и л а т (презрительно). Я — не еврей. Тебя привели Твои священники. Что Ты сделал? Что это за история с царем?
И и с у с. Мое Царство — не здешнее, не земное. Тогда Я пришел бы с войском и оружием, а так — Мое Царство не стоит ни на силе, ни на власти. Оно вообще не от мира.
П и л а т. Но все‑таки Ты — какой‑то царь?
И и с у с. Да, ты прав, Я — царь. Ты произнес это слово, не Я, но в одном смысле оно верно.
П и л а т. А Ты как Себя назвал бы?
И и с у с. Я родился и пришел в мир чтобы свидетельствовать об истине. Всякий, в ком есть истина, узнает Мой голос.
П и л а т. Об истине? Что такое истина?.. Знаешь, Флавий, по–моему, Он ни в чем не виноват. Чудак, да и все. Напоминает моего греческого учителя. Они там вечно толковали об истине, о мире идей…
Ф л а в и й. Да–да, о метафизике.
П и л а т. Скучная штука!.. Это не записывай, Марк. Все, что по–латыни, — не для записи. Что ж, скажем Кайя–фе -дело пустое. Поскорей бы избавиться и позавтракать… (Во дворе.) Ну, почтеннейший, вот Он. Я Его допросил и не нашел за Ним вины. Оснований нет, подписать не могу.
К а й я ф а. Посмотри, господин мой, там еще много обвинений.
1–й старейшина (поспешно). Кроме всего прочего, Он портил чужую собственность! Стадо свиней, смоковница, товары храмовых торговцев…
2–й с т а р е й ш и н а. А Закон? А общественная нравственность? Суббота, клятва… подстрекал детей уйти от родителей, водился с отбросами общества, пытался подорвать авторитет синедриона…
3–й с т а р е й ш и н а. Он или колдун или шарлатан! Исцеления, видите ли, воскрешения какие‑то, храм Он может отстроить…
4–й с т а р е й ш и н а. Политически опасен. Призывает создать независимое иудейское государство. Когда Его спросили, давать ли подать, ответил уклончиво.
П и л а т (благодушно). Ну, друг, Ты совершил все, что только есть! Отвечать будешь?
И и с у с. Нет.
П и л а т. Видишь, Флавий, какие бывают люди? Достоин, немногословен… Ему бы римлянином быть!.. Достопочтенный Кайяфа, я не могу утвердить приговор, вынесенный в такой спешке. Его бы я освободил, с предупреждением, конечно…
Живописная шотландская деревушка издавна служила приютом художникам, рыболовам и тем эксцентричным джентльменам, которые умело сочетали оба этих пристрастия. Именно к их числу принадлежал Сэнди Кэмпбелл, погибший при крайне загадочных обстоятельствах. Детектив-любитель лорд Питер Уимзи быстро понимает, что в этом деле не один или два, а целых шесть подозреваемых – шесть художников, ненавидевших убитого по разным причинам, но в одинаковой мере. Однако как узнать, кто из них виновен, если все шестеро что-то скрывают? Покой тихой деревни в Восточной Англии нарушен – на местном кладбище найден труп.
Гарриет Вэйн приезжает в Оксфорд на встречу выпускников. Вопреки опасениям родной колледж не склонен осуждать ее за скандальную репутацию. Однако вскоре оказывается, что скандал грозит самому колледжу: неизвестный злоумышленник пишет грязные анонимки, преследует студентов и преподавателей. Гарриет спешит на помощь, но расследование продвигается не слишком успешно. Смирив свою гордость, она обращается к Питеру Уимзи. Вместе они не только разгадывают загадку, но и начинают лучше понимать друг друга, хотя для этого им и приходится перейти на латынь.В серию «Не только Скотленд-Ярд: частный сыск и частная жизнь» вошли детективные романы знаменитой Дороти Л. Сэйерс, повествующие о сложной истории любви лондонского сыщика лорда Питера Уимзи и писательницы Гарриет Вэйн.
Рекламный агент Виктор Дин разбивается насмерть, упав с железной лестницы в рекламном агентстве «Пимс», но складывается впечатление, что никто не сожалеет об этом. До тех пор пока любопытный и задающий множество вопросов новый копирайтер не начинает смущать сотрудников своими неуместными вопросами. Чтобы расследовать смерть Виктора, лорд Питер Уимзи под именем своего кузена Дэса Брэдона устраивается на работу в это агентство, но вскоре попадает в запутанную паутину вымогателей и наркодилеров, от рук которых погибло уже пять человек.
Детектив-любитель лорд Питер Уимзи и его друг главный инспектор Паркер случайно узнают о смерти пожилой состоятельной дамы Агаты Доусон, которая страдала от неизлечимого рака. За ней ухаживала ее внучатая племянница, профессиональная медсестра Мэри Уиттакер. Уимзи заинтригован, подозревает, что дело нечисто, несмотря на отсутствие явных доказательств преступления или мотивов, и начинает расследование.
Уже почти столетие очаровывают читателей романы блистательной англичанки Дороти Ли Сэйерс о гениальном лондонском сыщике Питере Уимзи. Особое место среди приключений лорда Питера занимает история его отношений с писательницей Гарриет Вэйн, начавшаяся в книге «Сильный яд». «Где будет труп» эту историю продолжает: Гарриет отправляется в путешествие — и тут же находит на берегу моря свежего покойника с перерезанным горлом. По всем признакам — самоубийство, но не такова Гарриет, чтобы удовлетвориться столь скучной версией.
...Рано утром Вы идете в свою ванную и обнаруживаете труп неизвестного, на котором нет ничего, кроме разве что пенсне...Дороти Л. Сэйерс – звезда классического английского детектива, мастер загадок, автор более десятка детективных романов. Она привнесла в этот жанр оригинальность, интеллектуальную изощренность, живость и остроумие. Главный герой ее романов, лорд Питер Вимси, аристократ, эрудит и интеллектуал, виртуозно расследуя запутанные преступления, способен сыграть смертельную шутку с самым мрачным и жестоким из злодеев, разрушая его замыслы.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
Ида Финк родилась в 1921 г. в Збараже, провинциальном городе на восточной окраине Польши (ныне Украина). В 1942 г. бежала вместе с сестрой из гетто и скрывалась до конца войны. С 1957 г. до смерти (2011) жила в Израиле. Публиковаться начала только в 1971 г. Единственный автор, пишущий не на иврите, удостоенный Государственной премии Израиля в области литературы (2008). Вся ее лаконичная, полностью лишенная как пафоса, так и демонстративного изображения жестокости, проза связана с темой Холокоста. Собранные в книге «Уплывающий сад» короткие истории так или иначе отсылают к рассказу, который дал имя всему сборнику: пропасти между эпохой до Холокоста и последующей историей человечества и конкретных людей.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.