Человек рождающий. История родильной культуры в России Нового времени - [126]
В условиях стационара родильницы и их новорожденные обеспечивались одинаковыми предметами обихода: посудой, бельем, одеждой. Пользование своими вещами запрещалось. Помимо пеленок, распашонок и «подгузок» во второй половине XIX века была предусмотрена выдача свивальников. Несмотря на появлявшиеся аргументы врачей отказаться от практики свивания детей, народная традиция оказывалась устойчивой даже в клинических условиях[1254].
В каждом отделении были предусмотрены свои правила относительно распорядка дня. К 1910‐м годам в повседневной жизни пациенток родильных отделений наблюдалась стандартизация. К примеру, в послеродовом отделении городского родильного дома им. С. В. Лепехина в Москве распорядок дня включал в себя[1255]:
5.30 ч. – подъем, умывание родильниц,
6.00 ч. – кормление детей,
6.30 ч. – уборка и чай,
8.00 ч. – выписка родильниц,
9.00 ч. – кормление детей,
12.30 ч. – обед,
14.00 ч. – чай,
15.00 ч. – кормление детей,
15.30 ч. – уборка детей и родильниц,
18.00 ч. – кормление детей,
20.00 ч. – чай для родильниц,
21.00 ч. – кормление детей,
24.00 ч. – последнее кормление детей.
Ежедневно проводились обходы врачей, директора родильного дома. С начала XX века, с развитием педиатрической науки, распространение получили ежедневные консультации врачей-педиатров. В столичных заведениях стали появляться женщины-врачи, специализировавшиеся на детских болезнях и дававшие консультации для пациенток по «рациональному кормлению и уходу за детьми»[1256]. В 1910‐е годы в практику родильного дома вошла раздача женщинам, подлежавшим выписке, информационных листков со сведениями о правилах ухода и принципах грудного вскармливания.
В женской автодокументалистике описания родов в стационаре встречаются крайне редко. Их удалось обнаружить в литературных воспоминаниях Т. Фохт-Ларионовой, воспоминаниях Л. Д. Менделеевой-Блок, Н. А. Миротворской, дневниках А. А. Алексеевского, Ф. Ф. Фидлера, В. И. Бычкова[1257]. О своем рождении в 1900 году Т. Фохт-Ларионова сообщала, что появилась она в частной родильной лечебнице на Никитском бульваре. Ссылаясь на слова матери, она указывала, что роды были очень тяжелыми, у новорожденной был обнаружен «родимчик», вследствие чего они с матерью провели в больнице длительное время[1258]. Нередко обратиться в стационар заставляло сложное течение родов.
Продолжительность содержания пациенток в родильных клиниках со временем увеличилась. Если в первой половине XIX века женщины проводили в стационаре в среднем 5 дней, то в начале XX века выписка женщин из родильных отделений происходила, согласно больничным инструкциям, «…не прежде, как состояние их здоровья то позволяет и, по возможности, не ранее 9–10 дней»[1259].
Отсутствовали стандарты относительно оплаты больничного содержания. Родильные дома могли самостоятельно устанавливать плату за предоставляемые услуги, поэтому цена в них могла существенно варьироваться. Женщинам с различным достатком предоставлялись различные условия содержания. С развитием клинического родовспоможения в госпиталях открывалось всё больше бесплатных мест. Но, учитывая постоянные финансовые затруднения родильных госпиталей и отделений, отсутствие постоянного государственного содержания, клиники не могли отказаться от платных пациенток. В городских и университетских родильных стационарах (в платных палатах) плата была существенно ниже, чем в частных (в 10 раз). В начале XX века в столице платные палаты в университетских клиниках обходились в среднем в 1–2 рубля за день[1260]. Частные клиники устанавливали собственные расценки. В среднем содержание в частной клинике обходилось в 100–150 рублей в месяц[1261]. По сравнению с городскими родильными приютами частные клиники предлагали уход за беременными и предварительное поступление в отделение, в связи с чем плата, как правило, обозначалась за месяц.
В рамках клинического родовспоможения, в особенности с развитием научного акушерства, стал заметен процесс медикализации деторождения. Современные исследователи оценивают термин «медикализация» не только со стороны улучшения медицинских технологий, но и со стороны усиления контроля медицинских институтов над жизнью человека[1262]. В свою очередь, медикализация рассматривается в качестве центрального инструмента в биополитическом контроле над поведением человека (см. подробнее в гл. 3)[1263]. На всем протяжении XIX века в родильных клиниках формировались биомедицинская (технократическая) модель родов. Ее утверждение было связано с двумя важнейшими факторами: развитием акушерской науки и утверждением клинического родовспоможения в крупных городах. Врачи превращались во всемогущих экспертов, окончательно вытесняя (в рамках стационарного родовспоможения) акушерок. Главная черта технократической модели – восприятие женского тела как несовершенной машины, которая без помощи профессионалов не в состоянии произвести ребенка[1264]. Клинические роды рассматривались в качестве единственного легитимного места для деторождения, естественные роды в домашних условиях с конца XIX века все чаще стали оцениваться как опасные, отягощенные высокими рисками. Родильная и гинекологическая клиника становилась пространством для исследования женского организма. Женское тело превращалось в объект для медицинских вмешательств. Безусловно, женщины получали неоспоримые преимущества, связанные с уменьшением рисков, однако пациенткам родильных отделений предписывалась пассивная роль и полное подчинение врачебному контролю. Женщины, поступавшие в родильные отделения, стали оцениваться не просто как «пациентки», но как «больные». Во многом это было связано с тем, что изначально клиническое пространство воспринималось исключительно как патологическое. Это подразумевало наличие у поступавших женщин тех или иных отклонений от нормального родового процесса. Процесс родов стандартизировался (позы роженицы, поведение медицинского персонала), появились представления о нормах и патологиях (анатомия женского тела, время схваток и родов, положение плода и др.), что в теории медикализации репродукции (Дж. Левитт, К. Риссман) рассматривается в качестве важнейших признаков технократической модели родов
Галантный XVIII век в корне изменил представления о русской женщине, ее правах, роли, значимости и месте в обществе. То, что поначалу казалось лишь игрой аристократии в европейскую жизнь — указами Петра I дамам было велено носить «образцовые немецкие» платья с корсетом и юбками до щиколоток, головы вместо венцов и кик украшать высоченными прическами, а прежнюю одежду «резать и драть» и, кроме того, участвовать в празднествах, ассамблеях и ночных балах, — с годами стало нормой и ориентиром для купеческого и мещанского сословий.
Сексуальная жизнь женщин всегда регламентировалась властными и общественными институтами, а отношение к ней многое говорит о нравах и культурных нормах той или иной эпохи и страны. Главный сюжет этой коллективной монографии – эволюция представлений о женской сексуальности в России на протяжении XI–ХХ веков. Описывая повседневность представительниц разных социальных групп, авторы обращаются к целому корпусу уникальных исторических источников: от церковных сборников наказаний (епитимий) до медицинских формуляров российских родильных домов, от материалов судебных дел до различных эгодокументов.
Книга знакомит читателя с историей насилия в российском обществе XI—XXI вв. В сборник вошли очерки ведущих российских и зарубежных специалистов по истории супружеского насилия, насилия против женщин и детей, основанные на разнообразном источниковом материале, большая часть которого впервые вводится в научный оборот. Издание предназначено для специалистов в области социальных и гуманитарных наук и людей, изучающих эту проблему.
Данное исследование являет собой первую в российской исторической науке попытку разработки проблемы «истории частной жизни», «истории женщины», «истории повседневности», используя подходы, приемы и методы работы сторонников и последователей «школы Анналов».
О «женской истории» Древней Руси и Московии мы не знаем почти ничего. Однако фольклорные, церковно-учительные и летописные памятники — при внимательном их прочтении специалистом — могут, оказывается, восполнить этот пробел. Из чего складывались повседневный быт и досуг русской женщины, как выходили замуж и жили в супружестве, как воспитывали детей, как любили, на какие жертвы шли ради любви, какую роль в жизни древнерусской женщины играл секс — об этом и еще о многом, многом другом рассказывается в книге доктора исторических наук, профессора Натальи Пушкаревой.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Главной темой книги стала проблема Косова как повод для агрессии сил НАТО против Югославии в 1999 г. Автор показывает картину происходившего на Балканах в конце прошлого века комплексно, обращая внимание также на причины и последствия событий 1999 г. В монографии повествуется об истории возникновения «албанского вопроса» на Балканах, затем анализируется новый виток кризиса в Косове в 1997–1998 гг., ставший предвестником агрессии НАТО против Югославии. Событиям марта — июня 1999 г. посвящена отдельная глава.
«Кругъ просвещенія въ Китае ограниченъ тесными пределами. Онъ объемлетъ только четыре рода Ученыхъ Заведеній, более или менее сложные. Это суть: Училища – часть наиболее сложная, Институты Педагогическій и Астрономическій и Приказъ Ученыхъ, соответствующая Академіямъ Наукъ въ Европе…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Одержимость бесами – это не только сюжетная завязка классических хорроров, но и вполне распространенная реалия жизни русской деревни XIX века. Монография Кристин Воробец рассматривает феномен кликушества как социальное и культурное явление с широким спектром значений, которыми наделяли его различные группы российского общества. Автор исследует поведение кликуш с разных точек зрения в диапазоне от народного православия и светского рационализма до литературных практик, особенно важных для русской культуры.
Книга одной из самых известных современных французских философов Юлии Кристевой «Силы ужаса: эссе об отвращении» (1982) посвящается темам материальной семиотики, материнского и любви, занимающим ключевое место в ее творчестве и оказавшим исключительное влияние на развитие феминистской теории и философии. В книге на материале творчества Ф. Селина анализируется, каким образом искоренение низменного, грязного, отвратительного выступает необходимым условием формирования человеческой субъективности и социальности, и насколько, в то же время, оказывается невозможным их окончательное устранение.Книга предназначена как для специалистов — философов, филологов, культурологов, так и для широкой читательской аудитории.http://fb2.traumlibrary.net.
Натали Земон Дэвис — известный историк, почетный профессор Принстонского университета, автор многочисленных трудов по культуре Нового времени. Ее знаменитая книга «Дамы на обочине» (1995) выводит на авансцену трех европейских женщин XVII века, очень разных по жизненному и интеллектуальному опыту, но схожих в своей незаурядности, решительности и независимости. Ни иудейка Гликль бас Иуда Лейб, ни католичка Мари Гюйар дель Энкарнасьон, ни протестантка Мария Сибилла Мериан не были королевскими или знатными особами.
Период с 1890-х по 1930-е годы в России был временем коренных преобразований: от общественного и политического устройства до эстетических установок в искусстве. В том числе это коснулось как социального положения женщин, так и форм их репрезентации в литературе. Культура модерна активно экспериментировала с гендерными ролями и понятием андрогинности, а количество женщин-авторов, появившихся в начале XX века, несравнимо с предыдущими периодами истории отечественной литературы. В фокусе внимания этой коллективной монографии оказывается переломный момент в истории искусства, когда представление фемининного и маскулинного как нормативных канонов сложившегося гендерного порядка соседствовало с выходом за пределы этих канонов и разрушением этого порядка.