Человек рождается дважды. Книга 2 - [41]
За окном, как маятник, матовый колпак уличного фонаря. Из коридора донёсся спокойный голос Игоря.
— Самсонов вернулся?
— Нет, он с машинами уехал в лес, — ответил Булычёв.
Скрипнула дверь. Значит, Краевский вошёл в свою комнату.
Татьяна надела халат и забралась под одеяло. Почитать бы что-нибудь лёгкое. От стены шло приятное тепло.
— Внимание! Внимание! Слушайте сообщение с мест, — загремел в репродуктор знакомый голос диктора.
Татьяна притихла. Диктор сообщал о работе горных предприятий. Лёнчик. Опять Лёнчик. Теперь бригада работала на проходке шахт и снова тЯнулась в передовые. Неужели Алексеев с бригадой уже на твёрдой дороге?
Игорь мылся шумно: стучал рукомойником, отфыркивался, обливаясь холодной водой. Голос диктора тонул в грохоте умывальника.
— …Комсомольцы Юга готовятся к открытию второго молодёжного прииска…
— Ты слышишь, Таня? — кричат ребята через стенку.
— Ага…
Игорь моется, но обращает внимание на передачу. Она представила себе Его смуглую спину с большой родинкой на правой лопатке. Татьяне вдруг захотелось видеть Его рядом, вот на этом стуле.
Сейчас Игорёк повесит полотенце, расчешет волосы, и раздастся Его лёгкий стук в дверь. И верно, кто-то осторожно завозился за стенкой. Но почему так нерешительно? Она вскочила и, придерживая отвороты халата, сбросила крючок.
— Игорь?
— К сожалению, нет, но, думаю, разрешите войти и мне?
Голос Зорина. Зачем он тут? — Татьяна попятилась к столу.
Вошел Зорин. Как он пополнел! Сколько важности в движениях и взгляде! До сих пор она избегала с ним встречаться, и всё же пришлось.
— Зорин, вы?!
— Зашёл на огонек.
Татьяна набросила шубу.
— Я нужна вам по служебным делам?
— Ну зачем же? Для этого Есть и другие возможности. — Он оглядел комнатку и улыбнулся — Может быть, вы всё же предложите мне сесть? Я не собираюсь быть назойливым. Засвидетельствую своё уважение, и всё.
— Да-а? Я Его хорошо запомнила.
— Вы можете не уважать меня, но Есть ведь долг гостеприимства.
— Простите, — Татьяна предложила сесть.
Почему этот человек продолжает внушать Ей глубокую неприязнь? Может быть, она относится к нему предвзято?
— Я не мог забыть вас и всё время искал причины…
— Мы слишком мало знакомы, чтобы искать причины. И к тому же нельзя сказать о дружеском расставании.
— Вы злопамятны, Таня. Случайная грубость — не основание для вражды. Вот приедете в Оротукан, и всё будет хорошо. Не так ли? — Он взял папиросу.
— Игорёк! Принеси пепельницу, — открыла она дверь. — У меня гость, и курящий. Зайди…
Зорин поднялся.
— Ну, будьте здоровы. Мы Ещё встретимся. — Зорин поклонился и вышел.
— Прощайте.
Пришёл Игорь с пепельницей.
— Что за гость? — спросил он, оглядывая комнату, и, заметив, что она в одних чулках, нахмурился: — Оденься, а то лучше ложись, я посижу рядом. У тебя тут совсем нежарко.
В комнате было прохладно. Под потолком и в углах серебрилась промёрзшая стена, тянуло из-под половиц. Татьяна послушно влезла под одеяло, прижалась к тёплой стенке.
Игорь сел рядом и поправил одеяло.
— Ты слишком пренебрежительна к себе.
— Я не кисейная барышня, да и живу лучше других девушек. А какое у меня на это право?
— Равняться по худшему Едва ли правильно. — Он заметил букет на столе, и не успела она ахнуть, как он вынул цветы и опрокинул кувшин. — Хорошо сделано. Ты знаешь, ведь это из хлеба…
Из кувшина выпала сложенная уголочком записка.
— Не иначе как признание какого-нибудь поклонника? Кто подарил? — спросил он, передавая Ей бумажку.
Она пожала плечами.
— Не знаю. Кто-то проник в комнату и поставил на стол. Наверное, из заключённых. Да ты послушай, что написано: «Бережёного бог бережёт», — прочитала она и подала записку Краевскому. — Стараются напугать, что ли? На днях один заключённый шепнул мне эти же слова. Разве я сделала кому-нибудь плохо?
Игорь внимательно обследовал цветы и листок. Там ничего другого не оказалось.
— Надо посоветоваться с уполномоченным. Я это сделаю. — Он положил записку в карман. — А вообще, следует остерегаться, Танюша, да и не пора ли задуматься?
— Ты о себе?
— О нас. Разве это не одно и то же?
— Скоро, скоро будем вместе. Давай Ещё проверим временем друг друга.
— Моя фантазёрочка…
— Эй вы, сонные тетери! Открывайте шире двери… — В коридоре шум, топот.
— Игорёк, слышишь, Юрка приехал. Раз так кричит, значит, какая-то неприятность.
— Да, надо узнать, в чём дело. — Игорь вышел.
……………………….
— Опять дрова? Чёрт знает что, какая-то прорва! — Юра посмотрел на Краснова и принЯлся вырисовывать замысловатый вензель.
Оротукан уже просыпался. В окнах домов загорелся свет, а из конторы механической базы Ещё не уходили. Механики, мастера и бригадиры думали, как обеспечить потребности управления в перевозках.
Краснов говорил коротко, резко, зло.
— Слова «нельзя» и «нет» — не для нас. Если жизнь требует и нужно — значит, должно быть.
Юра не выдержал и вскочил.
— Машины имеют ограниченную мощность. У металлов — пределы нагрузок. Только люди не думают об этом. Что у них Есть всё отдают без остатка. Чего вы Ещё хотите?
— И правильно. Всё имеет пределы возможностей, а человек нет. Мать-природа дала Ему великую силу — ум. А Его возможности не имеют границ. Может быть, вы физически делаете больше чем следует, но…
Первая книга романа, написанная очевидцем и участником событий, рассказывает о начале освоения колымского золотопромышленного района в 30-е годы специфичными методами Дальстроя. Автор создает достоверные портреты первостроителей: геологов, дорожников, золотодобытчиков. Предыдущее издание двух книг трилогии вышло двадцать пять лет назад и до сих пор исключительно популярно, так как является первой попыткой магаданского литератора создать правдивое художественное произведение об исправительно-трудовых лагерях Колымы.
Роман «Последний фарт» повествует о начале разведки и добычи золота на Колыме, о революции и установлении там советской власти.Роман написан автором по архивным документам.
Третья книга романа рассказывает о Колыме в годы Великой Отечественной войны и послевоенного восстановления, вплоть до смерти Сталина и последовавшего за ней крушения Дальстроя. Будучи написана в середине 60-х годов, заключительная часть трилогии тогда не была издана, публикуется впервые.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.