Человек рождается дважды. Книга 1 - [79]

Вечером зашла Нина. Она стряхнула снежную пыль, набившуюся в складки пальто, и удивилась:

— Как у тебя холодно! Почему не заставишь заклеить раму и затопить печь? Тут немудрено и простудиться. Пойдём, заодно и проводишь меня. Такой ветер, одной, пожалуй, и не добраться.

Было уже темно. Порыв ветра вырвал из рук дверь.

— Сергей, держи, уносит! — крикнула Нина. Сергей нагнал ее, подхватил под руку.

— Вот он, Север! Начинает показывать зубы, — крикнул ей на ухо Сергей, но она только покачала головой, давая понять, что не слышит.

Казалось, ветер решил разметать, снести и уничтожить всё, что построили люди. Зазвенела разбитыми стёклами рама, заскрежетал и с гулом упал с крыши оборванный лист. Набежавший порыв ветра, подметая всё на своем пути, с шумом погнал по обледеневшей трассе листы фанеры.

— Наконец-то! — вздохнул Фомин, когда за ними захлопнулась дверь…

Нина Ивановна ещё сбрасывала с ресниц намёрзшие ледяные крупинки, как из комнаты открылась дверь и вышла Валя с Корзиным.

— «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой», — пропела она и, взяв под руку Корзина, вышла.

Нина поставила чайник на примус и провела Сергея в комнату.

— Удалось с ней поладить? — спросил Сергей.

— Разбитое плохо склеивается, Я извинилась. Внешне всё по-старому, но… — она наклонила голову, — но уже того доверия нет и не будет. Валя права: порой молчание хуже лжи. Достаточно обмануть один раз.

— Ты обманула? В чем жё? — забеспокоился Сергей.

— Мне не хотелось подавать плохой пример, и я молчала, надеясь, что ты сам догадаешься вызволить меня.

— Но я же предлагаю. Пойдем и распишемся хоть сейчас, — горячо возразил он.

Нина задумчиво покачала головой.

— Сейчас? — повторила она. — А раньше? Это всё равно заплатка правды на старой прорехе лжи. Какая разница, когда её поставить. — Она открыла дверь и прислушалась. — Кипит.

— О чём ты говоришь? — воскликнул он запальчиво.

— Не надо, родной мой. Я думаю, что всё хорошее бывает раз, а тем более, доверие, — перебила она его мягко и вышла на кухню.

Сергей пил маленькими глотками и смотрел на её лицо. Нина о чём-то сосредоточенно думала, даже брови сошлись у переносицы.

Ого! Да тут кое-что есть, кроме нежности, — невольно подумал он и сразу почувствовал себя маленьким перед этой всегда спокойной и милой женщиной. За окном бесновался ветер. Фонарь на столбе раскачивался.

Валя вернулась возбуждённая и с порога начала рассказывать:

— Что-то страшное. Всё ломает, корёжит, несёт,

Устоять невозможно. Из Нагаево доносятся тревожные гудки. Туда прошло несколько тракторов и с ними группа рабочих. Там, наверное, что-то неладно.

Матвеева молча поднялась и стала торопливо одеваться.

— Ты куда? — встрепенулся Сергей. Валя промолчала.

— У каждого человека есть долг, тем более, я врач. А разве ты не считаешь нужным пойти в Нагаево?

— Почему же? — неопределённо протянул он. — Только, знаешь ли, есть вещи, осмысленные, оправданные, но есть и безрассудство, — бормотал он, но Нина его не слушала, она разговаривала с Валей.

Фомин замолчал: «Не хочет и слушать…» Он вышел в коридор. Из своей комнаты выглянула нарядная Левченко.

— О, это вы, целомудренный молодой человек?., — подняла она брови, В это время вышла и Нина. Алла Васильевна пожаловалась — Одинокая, скучающая женщина пригласила вашего знакомого в кино. Такой ветер, одной страшно. И вы думаете, он любезен? Сергей Константинович, вы меня обидели. Женщин не следует оскорблять пренебрежением, Имейте в виду, это опасно. Они злопамятны!

Фомин оправдывался:

— Да что вы! Я совсем не это имел в виду. Какой я для вас спутник?

— Почему вы считаете, что вас приглашают обязательно как кавалера? — со смехом перебила она. — Почему вы не находите возможным пойти как знакомый. Разве это предосудительно?

— Постараюсь исправиться!

Он пропустил Нину вперёд и закрыл входную дверь.

Особенно ожесточённый, шквальный порыв подхватил их и швырнул в сугроб. Перекатываясь, они остановились, когда их прижало к столбу. Над головами раскачивалась лампа. Провода рыдающе гудели. Столб пьяно покачивался, захлёбываясь в глухих стонах. Ледяная крупа, как горох, щёлкала о твёрдую корку снега, покрывшую дерево, и разбивала до крови лицо. Тускло перемигивались наружные фонари.

— Это безумие! Вернёмся, пока не поздно! Пойдём ко мне, тут рядом, — крикнул Сергей, но ветер относил его голос.

Нина вытерла рукавичкой лицо.

— Как ты можешь так говорить?! Там, возможно, люди! Люди, говорю. — Она закашлялась. — А впрочем, если хочешь, можешь вернуться, но один!

Он увидел её громадные зрачки.

Он выждал, пока прокатились белые валы, схватил Нину за руку и бросился к следующему столбу. Снова порыв ветра сбил их с ног, и они лежали, ожидая, когда можно будет подняться.

Прошло несколько секунд. На них уже нанесло целый сугроб. У Нины только чернела пола шубки и кусок шерстяного платка.

— Это неоправданная глупость, вернёмся! — настойчиво повторил Фомин и сжал её руку.

Нина решительно освободила пальцы.

— Нина, разве я о себе? — с отчаянием выкрикнул он и снова схватил её руку.

Так, перебегая от столба к столбу, от сугроба к сугробу, они выбрались на вершину Нагаевского перевала. Леском пробираться стало значительно легче. Когда налетала снежная волна, они хватались за деревья и пережидали.