Человек рождается дважды. Книга 1 - [46]

Фомин молчал.

— Не надо, дорогой мой, не надо. Мне очень хотелось попугать вас, — продолжала ворковать она, наклоняясь ещё ближе. — Я не боюсь молвы, я выше её. — Она прижалась к его щеке.

Её близость туманила мысли, кружила голову. Он чувствовал её дыхание, её тело, волосы её касались его лица. Он дышал ароматом её духов. Он больше уже ни о чём не думал…

Краевский танцевал с Валей, Миша — с девушками, Нина сиротливо наблюдала за танцующими парами. Первой это заметила Валя.

Она усадила Игоря на диван и подошла к Алле Васильевне.

— Нельзя же захватывать кавалера на целый вечер. Поделитесь с другими. — Валя шутливо забрала Сергея. Пройдя с ним круг, она остановилась у двери, чтобы заставить покружиться и Нину, но той уже не было. На кухне звенела посуда, да и было уже поздно. Наступило время расходиться по домам.

…Когда прозвучал в коридоре звонок, Валя убрала планшет и вышла. Под впечатлением вчерашнего вечера она и не заметила, как повернула к Колымскому шоссе.

Валя натолкнулась на толпу и остановилась. Паровой кран перегородил дорогу и создал пробку. Вокруг него уже бегал Могилевский, размахивая руками. Кран выбросил струю пара, толкнулся вперёд и заскрежетал башмаками, подпрыгивая по камням.

Мишка отбежал в сторону и увидел Валю.

— Знаешь, Валька? Ну ты и раздобрела на магаданских харчах. Как французская булка. Сильна! Не Валька, а мадам фу-фу! Честное комсомольское, — хохотал он, продолжая оглядывать девушку,

— Вот дурень. Чего ты кричишь на всю улицу? — метнула она рассерженный взгляд.

— Но ведь это правда, — не растерялся Миша и, подхватив её под руку, спросил: — Ты домой? Пойдём, я тебя провожу. Знаешь, с утра ни макового зернышка. У вас там много осталось?

Валя шла молча.

— Да, был в экспедиторской, видел вернувшихся из тайги конюхов, с которыми ушли ребята, — вспомнил Миша. — Юрка вёл себя молодцом. И знаешь? Втрескался в одну девушку. Помнишь, такая заметная. Всё танцевала с каким-то пижоном на палубе.

— Вот ещё!

— Честное комсомольское. Вместе с ними ехал бухгалтер, который пробовал поухаживать, Так Юрка приревновал и чуть не утопил его в озере. Хорошо, отняли, а то, говорят, утопил бы. Да ты ведь и сама знаешь, какой он чумовой.

Валя смотрела в сторону.

— А Ещё чуть не поколотил начальника сплава, — продолжал болтать Миша, — и только за то, что тот заставил ее смолить кунгасы. Вот тебе и телёнок. Это же настоящий Отелло.

Мишка не видел, как вспыхнули Валины большие глаза, и беспечно врал дальше.

— Ты не говори Нине Ивановне: она огорчится. Это же её кумир. «Хороший мальчишка» и всё такое. Этот мальчишка Ещё себя покажет. Ты знаешь, Валька, хотя он мне и друг, но я тебе честно скажу: у него какие-то звериные инстинкты. Я его всё время побаивался…

— До свиданья, Миша! Мне нужно вон туда, — показала она на тропинку и, сбежав с насыпи, повернула в обратном направлении.

— Валька, но ты же хотела домой? Я-то, дурень, тащился, — крикнул он вдогонку и пошёл назад.

В парикмахерской было свободное кресло. Валя решительно прошла и села.

— Вам что? — спросил её удивленно пожилой мастер, вытирая о салфетку руки.

— Под польку, — вздохнула девушка.

— Вы хотите лишиться таких кос? Вы что, милая? За такие волосы любая женщина отдала бы всё что угодно. Подумайте?! — говорил он, перебирая золотистые пряди.

— Режьте! — крикнула она, кусая от жалости и обиды губы.

— Мне-то что, я могу, но, поверьте, вам не пойдёт полька. У вас круглая голова, — бормотал он.

— Дайте мне ваши ножницы. — Валя в отчаяньи отхватила половину косы и бросила на пол. — Вот и всё. Теперь вам не придётся раздумывать.

Тот покачал головой и молча взялся за стрижку.

— ВзглЯните! — поднёс он зеркало, но Валя, положив деньги на тумбочку, выбежала из двери.

— Возьмите, возможно, ещё пригодятся, — проговорил мастер, собрав волосы, но Валя уже бежала к своей ольхе. Села на берегу. Вода лопотала что-то грустное и непонятное. Под воронками и серебристой гривой перекатов мелькали быстрые тени рыб. На тихом плёсе резвились мальки горбуши, открывали большие рты, пытаясь что-то схватить.

Но вот набежала тучка, и в зеркале воды исчезли все краски. Дохнуло прохладой. Валя схватилась за голову, волосы распушились. Юрка, Юрка, да неужели это правда? Нет, этого не может быть. Ей вспомнилось: «Буду ждать хоть целую жизнь…» По существу, не было ни объЯснений, ни обЯзательств. Да и было ли всё это любовью? Пожалуй, нет. Разве она не сделала всё, чтобы он остался? Но он даже и слушать не хотел. А целовался? Кто бы отказался, если девушка сама висла на шее.

Она наклонилась над водой и увидела своё отражение. Голова казалась большой и круглой, как шар. Что она представляет собой? Ровным счётом ничего. Дурнушка. Никому не нужная дурнушка. Ей стало жаль себя, и она расплакалась. Она сумеет отрезать от своего сердца Юрку, как остригла свои косы. Пусть ничего не останется старого.

— Валя! Да никак вы плачете? — услышала Валя за спиной знакомый голос. Смахнув слёзы и накинув платок, оглЯнулась, К ней подходил Фомин. Позади, что-то оживлённо обсуждая, шли ещё двое незнакомых военных и Нина.

— Заплачешь, когда глаза полны пыли. Сижу и промываю, — ответила она, стараясь говорить непринуждённо.