Человек против мифов - [9]

Одна из причин этого в том, что знание проявляется в овладении. Если человек построит мост, способный выдержать движение всех видов транспорта, вы легко поверите, что он разбирается в технике. Но подобные доказательства в форме живого фактического свидетельства почти отсутствуют в общественной жизни. Мы уже имели возможность убедиться в том, что хотя люди умеют овладевать физической вселенной, их сознательная власть над собственными отношениями значительно слабее. В этом самом важном вопросе люди кажутся более несведущими, чем, возможно, они есть на самом деле.

Это кажущееся незнание можно обнаружить и в анархическом состоянии психологии. В ней нет ни единой ведущей теории, которую принимали бы все психологи, как, например, все физики принимают теорию относительности. Напротив, в ней борются за признание несколько учений. Одни, например фрейдисты, утверждают, что поведение человека, несомненно, обусловливается врожденными побуждениями; другие, например бихевиористы, утверждают, что оно, несомненно, обусловливается воздействием окружающей среды. Такой разнобой мнений свидетельствует о том, что эта наука еще незрела, а производимые ею отбор и анализ фактов очень несовершенны.

Какой бы незрелой ни была психология, нет оснований предполагать, что она так и не достигнет зрелости или никогда не сможет Удачно обобщить свои данные. Новые исследования, вероятно, смогут выявить такие обобщения, а увеличение устойчивости в общественных отношениях, несомненно, ускорило бы этот процесс. А пока ко всем психологическим теориям следует относиться с осторожностью, в том числе и к той, которую я собираюсь изложить в данной главе.

Неустоявшееся положение психологии способствует увековечению мифов, а мифы, пока они существуют, задерживают развитие науки. Люди, уже сделавшие для себя социальные выводы, могут легко ссылаться на все, что похоже на научные данные, раз пет достаточно авторитетного учения, способного положить конец такой практике. К тому же все мы – люди среди людей и незаметно для себя на основе опыта общения составляем определенное представление о человеческой природе, т.е. все мы – доморощенные психологи и так же мистически верим в непогрешимость наших взглядов, как человек, верящий в самостоятельное лечение, всегда предпочитает домашние средства советам врачей.

Подобная атмосфера плодит иллюзии, и среди них, по-моему, наиболее распространена та идея, что "человеческую природу не изменишь". Эта древняя банальность давным-давно была бы отправлена в дом для престарелых идей, если бы в ней не было постоянной потребности. Ее провозглашала самая разношерстная публика: грешники и святые, господа и рабы, философы, монахи, богословы, психиатры, журналисты, политики и профессора. Все ее повторяли, многие в нее поверили, немногие понимали.

Ее используют по-разному. В мире есть бедность? Это оттого, что люди по природе расточительны. Есть безработные? Это оттого, что люди по природе ленивы. Бывают войны? Это оттого, что люди по природе воинственны. В мире экономической конкуренции люди обманывают, оскорбляют и разоряют друг друга? Это потому, что люди по природе преследуют корыстные цели. Одни всегда были рабами, другие – рабовладельцами или одни были подданными, другие – королями? Это потому, что так им было на роду написано, – каждому свое.

Или вот еще. Мы хотим перевоспитать преступников и предотвратить их появление? Бесполезно: ведь изменить человеческую природу невозможно. Мы хотим установить справедливость и равенство в отношениях между расами? Бесполезно: человеческую природу не изменишь. Мы хотим распространить свет научных знаний на все человечество? Бесполезно, человеческая глупость непобедима.

А вот другой, гораздо более тонкий вариант той же идеи: мы хотим распространить избирательное право на миллионы людей, которые его лишены? Невозможно: сначала они должны получить образование. Мы хотим отменить некоторую дискриминацию против евреев и негров? Невозможно: сначала нужно изменить человеческие "взгляды". Мы желаем решительно улучшить природу общества? Невозможно: сначала следует изменить человеческие души, "материализм" должен отступить перед "духовностью".

Может показаться, что взгляды этой последней категории допускают возможность изменения человеческой природы. Но это впечатление обманчиво, так как признаваемое изменение полностью отрывается от социальной среды, в которой оно только и может произойти. Таким образом, изменение становится отвлеченной идеей, приятно парящей в умах ее приверженцев.

Возьмем, например, лишение американских негров избирательных прав. Наш воображаемый противник говорит, что он как демократ любит негров, но он считает, что сначала они должны получить образование, а уж потом голосовать. Прекрасно, мы восхищены его демократичной любовью к ближнему. Но получить необходимое образование негры могут, только получив соответствующий доступ в школы. А получить соответствующий доступ в школы они могут только при наличии соответствующих государственных ассигнований. А соответствующие государственные ассигнования будут выделены только при избрании таких законодателей, которые будут истинными представителями людей, лишенных избирательных прав. А таких законодателей будет мало до тех пор, пока людям, лишенным избирательных прав, не позволят голосовать. Поэтому наш приятель, откладывая участие негров в голосовании, откладывает и их образование, которое ведь и призвано подготовить людей для права голоса. Он сам препятствует тем изменениям, которых, по его словам, желает, и циники могут предположить, что в действительности он никогда к ним и не стремился.